Белорусская дочь стала родной

Сразу предупредим: мы расскажем вам о необычной и неоднозначной истории, закончившейся, впрочем, хорошо.

… Родился и вырос Андрей Молотилов в тихой, ладной деревеньке Большие Пузыри под Туринском. Когда пришло время обзавестись семьёй, выбрал он красавицу Марию из соседней деревни Усольцы. Перед самой войной призвали Андрея на переподготовку. Беременная Мария проводила мужа за околицу с двухгодовалой дочуркой Галей, оказалось – на войну.

Воевал, партизанил в белорусских лесах. Победу встретил в Праге в составе регулярной воинской части. С орденами Красной Звезды, солдатской Славы, медалью «За отвагу» на видавшей виды гимнастёрке пришёл Молотилов. В семье лад, родила Мария ещё сына и четырёх дочерей. Андрей работал в колхозе ветеринаром. Но пришла в дом тревога: письмо из города Борисова Минской области от Прасковьи Гайдук. В нём сообщалось, что она воспитывает от Андрея дочку Люсю, появившуюся на свет в сорок третьем. Прилетела эта весть спустя восемь лет после войны.

Паша

– В первый месяц войны фашисты месили нас, как хотели, – рассказывал мне, тогда ещё районному газетчику, фронтовик. – В одном бою против нас немцы, кроме танков, бросили и авиацию, перемолотили всё. Нас накрыло волной земли от взрыва снаряда. Не знаю, кто меня откопал, плохо помню, как нас немцы конвоировали до ближайшего села, расстреляв по дороге несколько бойцов. По-настоящему пришёл в себя в сарае, куда нас, человек двадцать, заперли…

В полночь пятерым, что чувствовали себя лучше, удалось выбраться из сарая и уйти в лес. Как рассвело, всех поймали. Рвали собаками, били прикладами. Потом опять конвой. Так Андрей Молотилов оказался в городе Борисове. Здесь сотни пленных работали на деревоперерабатывающих и строительных предприятиях бок о бок с местными жителями, «бесконвойниками».

Среди них оказалась и Паша Гайдук. «Я сразу обратила внимание на вашего отца, – рассказывала она потом одной из старших дочерей Андрея Терентьевича Молотилова, – настоящий русский парень с голубыми и очень грустными глазами. Всех пленных мне было жаль, но его почему-то больше. Спустя несколько месяцев после того, как его увидела, я сделала всё, чтобы познакомиться с ним. Приносила ему понемногу продукты. Потом совсем привязалась к Андрею и, не скрою, влюбилась… Чтобы вытащить его из лагеря, набралась храбрости и зачастила в комендатуру. Доказывала фрицам, что Андрей мой потерявшийся муж. Подговорила подруг, чтобы подтвердили это. Поверили. Так мне удалось «расконвоировать» его. Тогда под разными предлогами многих пленных расквартировали».

Андрей честно сказал, что на Урале у него родители, жена и двое детей. Что он не променяет их ни на кого и ни на что. Откровенной была и Паша. «Я хочу иметь от тебя ребёнка, – призналась она, – и сохранить тебе жизнь ради твоей семьи».

Побег

К побегу готовились давно и основательно. Связь с партизанским отрядом имени Щорса. В эту группу военнопленных вошли сорок два человека. Только за несколько часов до начала операции Андрей открылся об этом Прасковье и дал ей свой домашний адрес. Была ночь. Собрав нехитрый узелок в дорогу, Паша всплакнула и попрощалась с любимым мужчиной у порога. Обещала написать. Андрей хорошо понимал, что своим побегом подвергает Прасковью смертельной опасности, но по-другому тогда поступить не мог. Взять Пашу в партизанский отряд не разрешили из-за беременности.

Группа влилась в партизанский отряд с захваченным оружием. После проверки прибывших сотрудниками СМЕРШа они приступили к «партизанским обязанностям». Не раз Андрей Молотилов, будучи опытным охотником, ходил брать «языка». С его участием сошёл с рельсов не один вражеский поезд.

«Андрей, – писала Молотилову в первом послевоенном письме Прасковья Гайдук, – когда вы с Ниной ушли в партизаны, немец, который вёл следствие по побегу, несколько часов держал меня под пистолетом. Он кричал, пинал меня, требуя сказать, куда вы ушли».

Время лечит

Из-за ревности, укоров жены Андрей не стал отвечать на то письмо. Думал, время загладит вину. Но в 1965 году пришло Молотиловым из Белоруссии ещё одно письмо. С фотографией дочери, которая уже вышла замуж. Обратили внимание, что Люся – копия второй дочери Нины. Прасковья писала: «Андрей, ты не думай, что я пытаюсь тебя вернуть. Мне просто очень хочется знать, как сложилась твоя дальнейшая судьба? Твоё письмо я покажу тем, кто всё ещё считает, что моя Люся от немца. Очень неловко чувствует себя и наша с тобой дочь Людмила Андреевна, по мужу теперь Камель. Напиши, Андрей…».

Может, и это письмо пролежало бы ещё несколько лет, только узнал о нём шурин Андрея Терентьевича, тоже фронтовик, Павел Степанович. Тот по-свойски постыдил Андрея с Марией и написал Прасковье сам. Завязалась оживлённая переписка. А однажды Павел Степанович провёл со старшими Молотиловыми «серьёзную воспитательную работу». Переписка с Белоруссией пошла напрямую. Подключились к ней и дети. Стали поздравлять с праздниками, днями рождения. На приглашение приехать в Борисов в гости решились только в 1974 году.

А вот и Борисов, на перроне многолюдно, но лишь несколько секунд понадобилось дочери и отцу, чтобы узнать друг друга. Обнялись, поцеловались, прослезились… Такая же трогательная встреча получилась с Прасковьей, которая ждала гостей дома. «Совсем от сердца отлегло, – делилась потом впечатлениями Мария Герасимовна, – когда мы с Прасковьей засиделись до глубокой ночи. Правильная она женщина, добрая, мудрая, волевая. Только тогда я по-настоящему поняла, что, если бы не она, кто знает, выжил бы наш Андрей или нет. Всплакнули не раз вместе».

После этой встречи Люся с мужем Анатолием и дочками не раз побывала на родине отца, в селе Ленское Туринского района. Здесь Люся познакомилась со всей роднёй.

– Переписываемся, перезваниваемся, бывает, посылки друг другу шлём, – улыбается Нина Андреевна Моторина (Молотилова). – Минувшей осенью Катя, сестрёнка моя младшая, ездила с мужем к «партизанской» Люсе. Нас шесть сестёр, из которых две Люси. Чтобы не путаться, о какой идёт речь, белорусскую называем «партизанской».

Богатое наследство оставил Андрей Терентьевич Молотилов. Восемь детей, шестнадцать внуков и девять правнуков (вместе с белорусскими, конечно). А когда ушёл из жизни в 78 лет, появилось ещё девятнадцать правнуков и праправнук.