Зачем в печи жечь кирзачи?

Александр Тихомиров — часовой на границе добра и зла. С любимым Аргусом. Фото из личного архива Ю. Фролова.

25 июля впервые будет отмечаться День сотрудника следствия России. Он был учреждён во исполнение указа президента РФ от 31 июля 2013 года «О порядке установления в Российской Федерации памятных дней и профессиональных праздников».

Редакция вместе с советом ветеранов Следственного управления СКР по Свердловской области в связи с этим решила опубликовать воспоминания о лучших представителях этой профессии на Среднем Урале.

У каждого поколения мальчишек свой кумир. Сейчас это спортсмены. В начале прошлого века, наверное, были авиаторы. Среди героев виртуальных, то есть, книжных, не из последних значился Аллан Нат Пинкертон. Это позже, в наше время, термин «пинкертоновщина» стал означать дилетантизм в сфере сыска, а в тогда приключениями детективов частного агентства с Дикого Запада зачитывалась публика и особенно, конечно, ребятня. Для пацанов начала ХХ века Пинкертон был кем-то вроде Терминатора и Крепкого орешка, вместе взятых. Ну, словом, романтический герой, которому хотелось подражать.

Хотелось многим, получилось не у всех. У Саши Тихомирова — получилось.

Каждый раз, касаясь этой биографии, не устаю удивляться, сколько же она в себя вместила, как причудливо текла. Сашенька Тихомиров родился в Королевстве Польском, когда оно ещё пребывало в составе Российской империи. Семья была не бедной: за маленьким барчуком присматривал гувернер. На дореволюционном фото мама-пианистка в меховом берете с пером. Папа, служащий банка, в котелке и с закрученными вверх «кайзеровскими» усами. Менее чем через год законодатель этой моды, германский кайзер Вильгельм развяжет мировую бойню — и всё, чем жили русские поляки Тихомировы, полетит в тартарары. Вместе с Российской империей. Отдельно от маленького Саши, чьи радости и беды уже на всю оставшуюся жизнь не будут связаны ни с политическим строем, ни с общественной формацией, ни с какими другими надстроечными явлениями бытия. Только главное — защитить хороших людей от плохих, распутать криминальны след, разоблачить преступника.

Спасительную крепость такого жизненного кредо я вычитал из предисловия к мемуарам одного из лучших русских сыщиков — Аркадия Кошко. Он умер в эмиграции.

Тихомиров, хоть и был по происхождению чуждым пролетарской власти, оказался ей необходим. Следователь, если он не костолом — всегда штучный товар. Разгадывать, доказывать, расследовать самые хитроумные и тяжкие преступления могут только личности. Но даже среди таких Тихомиров выделялся особым талантом — разговаривать с людьми.

И всего-то? Смотря как говорить. Два года назад наша газета уже рассказала о том, как Тихомиров отыскал убийцу только по одной примете — кирзовым сапогам. Было это в 1970-х, на Химмаше — заводской окраине Свердловска — тысячи людей ходили в сапогах. Но лишь один, убийца старшины милиции Акима Юдина, решил их сжечь. Это видела соседка. Соседку среди тысяч жителей Химмаша нашёл и разговорил насчёт сожжённых кирзачей Александр Тихомиров. Между тем, за это преступление уже начали судить троих других людей, один из которых брал вину на себя. И был бы расстрелян, если бы не въедливый следак.

Как пошёл бы под расстрел и другой невинный. Кстати, представитель пишущего цеха — журналист. По воспоминаниям другого ветерана следствия, постоянного автора нашей газеты Владимира Коротаева, в Ереване была убита и расчленена учительница Медея Самалашвили. Части тела молодой женщины были разбросаны по всему городу. Возникло межнациональное напряжение: в армянской столице убита грузинка.

Тогдашний руководитель республики обратился к генеральному прокурору СССР: пришлите следственную группу генпрокуратуры. Между тем, ретивые правоохранители из местных уже успели задержать «преступника» — знакомого Медеи журналиста, понятное дело — грузина. Когда бригада генпрокуратуры во главе с Коротаевым прибыла в Ереван, то встретила глухую оборону тамошних силовиков: они уже назначили убийцу. Коротаев запросил на помощь Тихомирова. Когда тот приехал, поручил ему Норский массив — спальный микрорайон с десятками многоэтажек-близнецов, как в фильме «Ирония судьбы». Александр Сергеевич за неделю в незнакомом городе, общаясь с иными по языку и менталитету людьми, выявил более ста (!) укрытых от учёта преступлений. Они легли тяжким грузом на весы при оценке «объективности» ереванской милиции: фальсифицируя розыск по резонансным делам, она скрывала реальные

Когда вскоре, вспоминает Коротаев, его бригаду направили в Сочи, местное начальство первым делом поинтересовалось: а нет ли с ними Тихомирова. Узнав, что нет, вздохнуло облегчённо. Через несколько лет, уже в Москве, работая опять в бригаде генпрокуратуры, теперь по делу Мосторга (более известному сейчас как дело Елисеевского гастронома № 1), Коротев снова вспомнил об особом таланте коллеги. На счастье, Тихомиров как раз был в в столице. Все свои отпуски он проводил в московских театрах, музеях и библиотеках. Об этом увлечении знали многие представители пишущей братии и вылавливали уральца-энциклопедиста в Москве, чтобы подпитаться знанием жизни и сюжетами «с земли». Многие из них, считают ветераны следствия, угадываются в известных литературных произведениях.

В тот раз Коротаев оторвал Тихомирова от изучения теории Ломброзо о прирождённых убийцах. Повод был чрезвычайный: бригада дней десять билась над махровым взяточником из числа номенклатурщиков. Представителям этой касты, в отличие от прочего уголовного люда, раскаяние не стучалось в сердца никогда. Тихомиров попросил всего лишь пару часов наедине с «партайгеноссе». О чём и как там они говорили — а Александр Сергеевич не то что руки не поднимал, голоса на подследственных не повышал — для всех осталось секретом. Но буквально на следующий день следователям позвонил начальник Лефортовской тюрьмы, где сидел упрямец, и сообщил: тот готов дать развернутые показания... Коротаев записывал их целый день.

А вот сам Тихомиров писать не любил. У него был настолько размашистый почерк, что под обычный протокол уходили недельные запасы бумаги. Как-то помочь в писарском деле попросился молодой студент-юрист Юра Фролов. И стал самым преданным и верным учеником Александра Сергеевича. Тот дневал и ночевал в своём кабинетике Верх-Исетской прокуратуры. (Он проработает в ней следователем с 1958 по 1985 год. В этих датах поменяются местами две цифры — и пройдёт больше половины из уникальной, 45-летней тихомировской выслуги). Фролов узнает: кроме этого, есть ещё один постоянный адрес, где его учитель бывал каждый день.

Точнее, вечер. Свердловский главпочтамт в то время был своеобразным ночным клубом областного центра. Но не для элиты, а для неприкаянных. И с ними тоже разговаривал Тихомиров. Если человек был в беде — помогал. Когда рублём, когда советом. Вчерашнего зека со справкой об освобождении мог устроить на работу. Оступившегося — поддержать. Исправленному — верить. Многие из этих людей по доброй воле — не по принуждению! — потом рассказывали Тихомирову такое, из чего он знал всю жизнь свердловских городских низов.

В том было главное отличие нашего героя от пинкертонов. Излюбленным приёмом тех было внедрение в банды угонщиков скота или грабителей почтовых дилижансов. Тихомиров же никем не притворялся. Напротив, не скрывал искреннего, ненасытного любопытства и интереса к людям. И не верил в теорию Ломброзо о прирождённых преступниках...

Юрий Фролов, как и его учитель, стал следователем, а потом прокурором того самого города, который так знал и охранял от зла Тихомиров. И когда Александр Сергеевич, проживший аскетом, полжизни — в одиночку, без семьи, не скопивший сбережений, ушёл из жизни, его ученик вскладчину с другими следователями поставил на тихомировской могиле памятник и регулярно навещал тот погост. А после себя оставил интервью-воспоминания, на основе которых сделаны эти записки. В личном архиве — снимки, один из которых публикуется здесь. Если захотите увидеть и узнать больше — смотрите видео.