Томас Венцлова: «Бродский знал, что уезжает навсегда»

Екатеринбург посетил литовский поэт, переводчик, литературовед Томас Венцлова. Не секрет, что для многих Томас известен в первую очередь как близкий друг одного из самых выдающихся поэтов ХХ века, лауреата Нобелевской премии по литературе Иосифа Бродского. В столице Урала Томас Венцлова встретился с читателями и презентовал свою недавнюю книгу -  «Метелинга: Стихотворения и не только». «Облгазета» поговорила с поэтом о европейских языках, Бродском, Пастернаке и комментариях к стихотворениям. 

Томасу Венцлова 80 лет. Свою встречу в Екатеринбурге он проводит в Доме писателя. В зале — аншлаг. Пропустить такое событие никак нельзя. Да и слушать Томаса одно удовольствие. Он мастер не только стихов, но и устной речи. Каждое его предложение наполнено смыслом, а в историях — великие люди. После практически трёхчасовой встречи и чтения стихов я подхожу к нему с просьбой об интервью. Томас принимает моё предложения и добавляет: «Спрашивайте. И если я буду знать ответы — обязательно отвечу». 

— В Екатеринбурге я второй раз. Последний мой приезд был два-три года назад, по личным делам, — вспоминает Томас. — В этот раз меня попросила провести встречу мой переводчик —  Анна Герасимова, она же Умка. А вообще я много путешествую, стараюсь увидеть как можно больше. Сегодня Минск, завтра Екатеринбург, послезавтра, быть может, Тобольск. Такая у меня жизнь. У вас в городе посмотрел очень много. Понравился мне Краеведческий музей. Шигирский идол — замечательная вещь. 

— Если говорить про встречу, то вы читали много стихов. В том числе по-литовски. Зачем, ведь в зале никто не говорил на нём? 

— Чтобы дать ощутить язык. Это очень важно, ведь литовский весьма своеобразен. Я всегда говорю, что серьёзный европейский лингвист обязан знать шесть классических индоевропейских языков — санскрит, древнегреческий, латынь, готский, церковнославянский и литовский. Литовский — единственный среди них живой и даже развивается. Литовское стихосложения мало отличается от русского — те же ямбы, те же анапесты.

— Как у вас с языками? 

— Я прожил 40 лет в США. Но я как черепаха построил себе панцирь из русского языка. Дома с женой говорю по-русски, она у меня родом из Питера, с друзьями-славистами тоже и даже со студентами. Я много лет преподавал в Йельском университете. Там курсы по немецкой литературе читают, естественно, по-немецки, по французской — на французском. Про русскую литературу такого правила не было, но это и не запрещено, и я настоял на русском курсе. Говорю своим студентам: «Если вы понимаете стихотворение Бориса Пастернака «Сестра моя жизнь», то мою лекцию освоите и подавно». Для меня английский — это каторга. Я до сих пор его по-настоящему не выучил. Знаю, конечно, литовский, свободно говорю на польском. 

— Кстати, о Пастернаке. Вы однажды были у него дома. Так? 

— В Вильнюсе было четыре человека, которые любили читать Пастернака. В конце 50-х мы решили письменно поздравить его с выдвижением на Нобелевскую премию. И почему-то бы уверены, что он её получит. Через несколько знакомых Борису Леонидовичу это письмо вручили. Когда ему уже премию присудили и началась ужасная травля, то я решил попасть к нему в гости. Наталья Трауберг (переводчик. — Прим. «Облгазеты»), близко знавшая Пастернака, повезла меня в Переделкино. Пастернак спешил в театр и уделил нам минут, наверное, сорок. Наталья тогда сказала, что я пробую переводить его стихи, на что Борис Леонидович категорично ответил: «Ни в коем случае. Мои стихи манерны,  претенциозны и никуда не годятся. Единственное, что я написал стоящее — это роман». Кстати, Пастернак никогда не говорил «Доктор Живаго». Он всегда говорил слово «роман». 

— А теперь, пожалуй, к самому главному. Томас, страшно представить, сколько раз вам задавали вопрос, как вы познакомились с Бродским. 

— Энное количество раз. Не считал, конечно, но очень часто. Но я легко об этом говорю, потому что это было конкретное время и конкретное место. В 1966 году его друг — переводчик Андрей Сергеев — зная, что Иосифу в Питере трудно (по разным причинам), предложил ему поехать в Вильнюс отдохнуть и пообщаться с интересными людьми. Бродский приехал и стал жить у моего друга Рамунаса Катилюса. Через несколько дней прибыл я, был представлен Бродскому, и с тех пор мы стали часто общаться. Дружили 30 лет. 

— В одном из интервью о моменте вашего знакомство вы сказали: «Бродский - человек с божьей искрой». Однажды я брал интервью у близкого друга Бродского — Евгения Рейна. Он тогда о своём знакомстве говорил не так возвышенно, а именно: «Ко мне вышел худой, рыжеватый, застенчивый парень». Вы сразу видели в нём, если так можно сказать, гения? 

— Могу вам объяснить. Дело в том, что я читал его стихи до того, как познакомился с ним. Я понимал, что он гениальный поэт, но в момент первой встречи впечатление гения, как вы говорите, он не произвёл. Бродский показался мне человеком сложным, ранимым, в некоторые моменты резким. Умным, конечно, но не гением точно. Когда мы пообщались около года, то образ поэта и человека объединились в одно, и тогда я точно понял: Бродский — гений.

-  Вы были с ним в последний день перед отъездом из СССР.  

— Да,  плавали на пароходике по Неве, разговаривали. Он попросил не ехать в аэропорт, чтобы не накачивать эмоции.

— В недавней книге Эллендеи Проффер «Бродский среди нас» довольно подробно описывается его отъезд из СССР. Там есть мысль, что Бродский не думал, что он уезжает навсегда. Он вам что-то говорил про это? 

— Недавно я прочёл эту книгу. Я знаю Эллендею, был знаком с её покойным мужем Карлом. Действительно, там описаны какие-то конкретные разговоры и истории. Книга в общем получилась хорошая. Но в упомянутой вами мысли я не уверен. Мне кажется, что Бродский всё-таки знал, что уезжает навсегда, и очень волновался по этому поводу. Он тогда сказал мне: «На Западе, может, напишу «Божественную комедию», но поскольку я еврей и пишу справа налево, то начну раем, а кончу адом». Что тут скажешь. Поэт всегда немного в аду, конечно, но на Западе Бродский сильных трудностей не испытал. Он женился, завел ребёнка, добился мировой славы. Его эмигрантская судьба была лучше, чем он ожидал. 

На вручении Нобелевской премии Иосифу Бродскому. Томас Венцлова в нижнем ряду, слева. Стокгольм, 1987 год. Фото: из Книги «Метелинга: Стихотворения и не только»

— Вы также были приглашены Бродским на вручение Нобелевской премии.

— Лауреат имеет право за счёт шведского правительства пригласить 12 человек. Я был одним из них. Была ещё Наталья Горбаневская (поэт, переводчик. — Прим. «Облгазеты»), упомянутая выше Эллендея Проффер, Лев Лосев. Остальных уже не вспомню. Это был единственный раз, когда я носил фрак! Не смейтесь, это очень трудно. В Стокгольме есть такой магазин, который два раза в год сдаёт напрокат фраки. Один раз на какой-то государственный праздник, а второй — на Нобелевскую премию. И на этом магазин делает прекрасный бизнес. 

— Помните последний разговор с Бродским? 

— Разговаривали по телефону за пару дней до его смерти. Я тогда писал статью об Илье Эренбурге для американской прессы. Мы говорили с Бродским об Эренбурге, почему он вернулся в Союз, зачем служил Сталину. Иосиф сказал: «Он мог остаться и мог даже стать французским писателем. Что, антр ну (между нами),  не так уж и трудно». И засмеялся в трубку. Потом сказал, что дарит мне эту остроту, которую я, кстати, включил в свою статью, но редакция вычеркнула. Это был наш последний разговор. На совершенно обыкновенную литературную тему…

- Как он оценивал ваши стихи? 

— Когда любил, когда нет. Иногда ему что-то нравилось. 

— В вашу новую книгу попали стихи, которые ему нравились?

— В книге собраны тексты лет за 60. Я пишу мало, но регулярно. Много лет уже пишу. Хотя были годы без стихов. Например, первые годы эмиграции. Также в книге есть литовские оригиналы, воспоминания, письма и интервью. А ещё комментарии к стихам. Вот, например, в стихотворении у «Берегов Атлантиды» рассказывается про Балтийск, куда в 1963 году приезжал Бродский. А «Ода городу» — окончательное прощание с Вильнюсом. Я считаю, что это важно. Потому что иной раз вообще не очень понятен сам контекст. 

• Опубликовано в №54. от 30.03.2018 под заголовком