Матчасть для писателя

Проект «Читаем с пристрастием. Диалоги» вышел в этом году не только за пределы Урала (хотя отправная точка – обзоры журнала «Урал»). Сегодня он выходит и за пределы России. Наш собеседник – основатель и главный редактор литературного журнала «Берлин.Берега» Григорий АРОСЕВ. «Урал» – место его первой публикации в серьёзных «толстяках» (в 2009 г. журнал опубликовал три его рассказа). А лет десять назад Григорий «пришёл» в «Урал» с идеей коллективного романа «Шестнадцать карт»* – своего рода прозаического буриме (главы романа писали поочерёдно 16 именитых авторов из разных городов, с разными кредо и стилями). Роман был опубликован. С тех пор Григорий Аросев - постоянный автор «Урала». И с интересом принял предложение взглянуть на «Урал» извне, в качестве рецензента. Так начался международный литературный диалог: из России в Германию, из Берлина в Екатеринбург.

«Снимите корону с коронавируса»

– «Хроника пикирующего коронавируса» в литературном журнале? Мгновенная реакция: конечно – читать! Возможно, вот он – текст, неизбежность которого была очевидна ещё в феврале? Коронавирус и пандемическое «ощущение последних людей после атомного взрыва» – готовый сюжет для литературы… Но «Хроника…» – не литература, это именно хроника, запись последовательно развивающихся событий пандемии. И хоть автор описывает Испанию, как же это похоже на российские реалии: очереди, чтобы попасть в магазин, справки на право перемещаться по городу, советы, как делать маски и чем заняться в изоляции, стенания от зубного воспаления, а «стоматология закрыта до…», выпады коронадиссидентов типа «грипп Гонконг-69 унёс не меньше жизней, но такой паники не было» – и вдруг реальные симптомы СOVID, но скорая приезжает только через сутки! В общем, эпидемический сюр… Григорий, на ваш взгляд, насколько наши потомки смогут по этому тексту судить о происходившем в 2020-м?

– Думаю, что как одна из частей глобальной околокоронавирусной мозаики «Хроники» вполне подойдут. Карантинные дневники – явление интересное, как и вообще любые дневники. Елена Данченко собрала в единый текст свои записи, а на такое способны далеко не все (а жаль). Но – и я сразу скажу о двух недостатках текста, чтобы потом перейти к достоинствам – конечно, «Хроники» следовало бы чуть сократить. Не потому, что тут в целом большой объём – нет, просто есть много повторяющихся подробностей, а также слишком длинных пересказов или прямых цитат [из] чужих текстов, без которых суть была бы виднее. Ну и ещё в дневник можно было бы добавить больше пояснений по местным реалиям (а ещё постараться проверить факты – к примеру, пассаж про роуминг в ЕС неверен, звонки в домашней сети из страны в страну по-прежнему оплачиваются, так что доктор, один из героев «Хроник», был прав).

Но это не так существенно. В целом «Хроники», во-первых, живо воссоздают картину минувшей весны. В Берлине в частности и в Германии в целом всё было немного иначе, но всё равно я окунулся в свои переживания недавнего прошлого. Думаю, такое про­изойдёт со всеми читающими. Во-вторых, это действительно нечастая ситуация – когда человек оказывается, по словам Данченко, заперт «на трёх деревенских улицах».

Мне понравилось, что автор не только концентрируется на своих переживаниях, что логично, но и вплетает мировые и локальные новости. Какие-то вызывают улыбку, какие-то – грусть. В тексте встречаются и заблуждения – к примеру, что вирус погибает при плюс 27 градусах, но мы тогда (странно, что про март мы говорим «тогда», как про что-то далеко-давно ушедшее) все в это верили, надеясь на лето и фейки – пары близнецов в Индии с именами Корона и Ковид не было, но на эту псевдоновость клюнули все. Есть и трогательные моменты – сдача в аренду собак, с которыми можно было легально выходить на улицу, выгуливание собаки-игрушки, «усыновление» всех псов из собачьего приюта с теми же целями…

Данченко вплетает в свои дневники и короткие рассказы своих подруг-знакомых о ситуации в других странах. Я читаю и поражаюсь, как же всё везде было неодинаково, но в итоге все пришли примерно к одному результату, который есть сейчас (я не говорю, хороший он или плохой, но в Евросоюзе ситуация примерно одинакова, хотя и может измениться). В Германии почти везде (правила варьировались от земли к земле) власти, наоборот, поощряли прогулки и езду на велосипеде – дышите, мол, свежим воздухом, это полезно. Ну, конечно, с соблюдением расстояния и прочего, но гуляйте!

Автор пишет: «Все эти меры хуже комендантского часа во время войны. Европу охватил психоз». Потом – возмущается тем, что все магазины, кроме продуктовых, закрыты. Но потом признаёт, что эти меры оказались действенными, а значит, нужными: «Получается, что жёсткие меры, от которых все воют месяц и неделю, сработали». С моей точки зрения, это очень правильно, это признак сильной личности – признать чужую правоту (особенно – властей).

Ну и не забудем, что мы читаем всё-таки литературный, а не общественно-политический журнал. Спасибо автору, к примеру, за выражение «…и снимите с коронавируса корону». И за хорошо сформулированный фрагмент про одиннадцатую заповедь: «Не стучи». (У нас, в Германии, распространено убеждение, что немцы часто стучат. Как видно, не только.)

Но самый прекрасный, хотя и печальный образ – закрытое море, куда было нельзя заходить. О том, что море можно закрыть, я как житель неприморского города даже не думал. Образ отличный, и поэтому я эти самые «Хроники пикирующего коронавируса» назвал бы спокойнее и меланхоличнее: «Закрытие моря». Очень по-бродски.

Нарциссы советской классики

– «Запятая – 7. В русском жанре – 67» Сергея Боровикова, 15 лет главного редактора журнала «Волга», воспринимаются частью большого дневника мудрого литератора. Жаль. Хотелось бы прочесть весь. Помимо хорошего чтива – точно выписанных житейских наблюдений, тут есть, например, размышления о тягостном для человека присутствии в Фейсбуке, машинальных одобрительных лайках… Суждения, может, и непопулярные сегодня, но согласитесь: с ними трудно спорить?

– На фоне взрыва сверхновейшей истории у Данченко – погружение в далёкое прошлое от Сергея Боровикова. Короткие фрагменты из его дневника – подчас даже не случаи, а наблюдения. Меня поразили два. Первый – признание о своём отце, который во время круиза по Средиземноморью якобы купил, прочёл и выкинул в иллюминатор пастернаковского «Доктора Живаго»: «Что купил и выкинул, верю, что прочитал, нет». Это очень безжалостный, но и очень смелый вердикт – и далеко не только своему отцу. Мне это показалось характеристикой-приговором всему тому времени.

Второе, что меня поразило – фраза: «А сейчас пришло объяснение того, почему страх перед ФСБ несравним со страхом перед КГБ. Потому что тогда что угодно можно было думать о них, но вообразить, что они связаны с криминалом, немыслимо». И снова – точно и безжалостно.

Мне очень понравилась классификация Боровикова советских классиков как нарциссов, позёров. Во-первых, страшно интересно. Во-вторых, многим читателям будет полезно узнать кое-что об этих писателях (возможно, кто-то из более молодого поколения о ком-то услышит впервые). Ну и в целом – в силу личного знакомства со многими из названных литераторов Боровиков имеет право и возможность смотреть на них с этой точки зрения.

Что же до Фейсбука… Мне кажется, тут мы можем оскорбить чувства нерефлексирующих (насчёт «оскорблений» иронизирую!). Кого-то – да, тяготят соцсети и машинальные лайки, кого-то – нет, кто-то получает от этого удовольствие. Мы значительно ближе друг к другу, чем раньше, и самое восхитительное – то, что у нас есть выбор. Можно быть в Интернете, можно не быть, можно общаться, можно нет. Свобода! Я совсем недавно решил – по Фейсбуку! – созвониться со своим старым другом Сашей из Беларуси. Я не слышал его голос много лет, и не услышал бы ещё столько же, если бы не Фейсбук. Такие возможности надо ценить. Ну есть и побочные явления, придётся с ними жить дальше!

Яков под... «женской маской»

– В рассказе «Новый виток» Яков Курдяпин ведёт повествование от первого лица, но – женского. Интересно! Любопытен и антагонизм, который на уровне обыденного сознания возникает между атмосферой благолепной Европы и «банным районом» Тбилиси. В первом случае, хоть Берлин, хоть Цюрих (героиня мотается по миру в поисках себя), «по-русски всё – г…», «тошнит от жующих людей, да и от обилия блюд тоже», во втором – «всё вкусно и для желудка, и для глаз». Но в остальном «Новый виток» – по-моему, тривиальная история, не стоившая писания. Может, я неправа? Может, не надо с дебютантом в литературе так сурово? С другой стороны, какие-то принципиальные вещи полезно услышать на стадии дебюта. Какие? Чего, например, из тонкостей литературного ремесла не учёл автор?

– В Берлине я провожу семинар для начинающих прозаиков, и вижу в тексте Курдяпина симпатичную идею, неплохую реализацию и один большой, типичный для дебютанта, недостаток, о котором скажу тоже сразу: незнание матчасти. Героиня рассказа «продаёт» ресторан и «продаёт» квартиру в Берлине. Автор не в курсе, что в Европе рестораны никто не продаёт десятилетиями, управление ими сдают в аренду, и это бесценный источник дохода для владельцев. Ну а если «продать» (не могу представить, зачем), то процесс затянется очень надолго, и уж конечно, владельцы, желая извлечь максимум выгоды, не будут торопиться. Да и в собственности у таких людей, как герои «Нового витка», ресторан вряд ли может находиться. То же самое с квартирой – если у людей она во владении, её продавать нет смысла, выгоднее сдавать. «Найти приличное жильё в Цюрихе» – это целая эпопея, так влёгкую этого не сделаешь. Ну и выражение «в хорошем кантоне Цюриха» бессмысленно, это аналогично «в хорошей области Екатеринбурга» (но это уже вопрос к редактору, а не к автору). Есть и другие недочёты. Поэтому если говорить о ремесле, то Курдяпин не учёл то, что писать надо о том, что знаешь. Но это придёт.

За исключением этого рассказ симпатичный. Его вполне стоило писать. Интересные рефлексии, далеко не самый типичный выбор первого лица: «я»-женщина у автора-мужчины. Смешные – в хорошем смысле – эпизоды. В тексте не хватает Грузии. Она есть, но в недостаточном количестве. Много абзацев посвящено Цюриху, а Грузии – мало. Меж тем, как вы справедливо заметили, это антагонизм, противопоставление, антитеза. И от добавления эмоций и чувств персонажа, которые она испытывает в Грузии, текст бы только выиграл. Хотя он и так вполне жизнеспособен.

Кстати, этот текст странным образом пересекается с «Хрониками пикирующего коронавируса», в обоих случаях русская жена и муж-иностранец, живут в третьей стране… Во время чтения «Нового витка» на меня вдруг накатил морок, и я подумал: а почему Данченко перестала рассказывать про карантин?

Как это – писать роман вдвоём?

– Григорий, впервые за многие годы проекта «Читаем с пристрастием» возникла неожиданная ситуация, когда наш собеседник одновременно и автор рецензируемого в журнале романа. Признаюсь: не читала пока ваш роман «Деление на ночь», но, видимо, прочту. Заинтересовал не столько жанр – роман-квест (квесты, игры, увы, заполонили нашу жизнь), сколько оценки рецензента – «магия текста», «декоративность стилистики», «уважение, что опоэтизированы вещи, имеющие сакральный смысл и культовое значение…». И дальше в перечне того, что опоэтизировано, – творческий процесс. А вот это в сегодняшней жизни – редкость! Не творим текст, не выверяем лад и интонацию – информируем. Скажите, в «Делении на ночь» как создавалась «магия текста»? Что было принципом, а что – табу?

– Сразу надо пояснить, что мы с моим соавтором и другом Евгением Кремчуковым к определению «роман-квест» не имеем никакого отношения! Это определение рецензентки Елены Сафроновой, которую мы благодарим за внимание к нашему тексту и вдумчивое чтение, и к которому (определению) относимся с уважением, но наш замысел был очень далеко от него. Как создавалась магия текста? Да понятия не имею. Однажды одного композитора спросили: «О чём вы думаете, когда пишете музыку?». Ответ: «Ни о чём. Пишу музыку». Мы не создавали магию, а работали, писали. Вдвоём один текст. Это интересно, хотя и сложно (сложность не в том, что мы живём в 2500 километрах друг от друга, а в том, что мы, хоть и соавторы, люди совершенно разные), но всё-таки результат был непредсказуем.

Главный наш принцип – согласие обеих сторон. Если некий фрагмент кого-то из нас не устраивал, мы его дорабатывали до обоюдного одобрения. Соответственно, табу – подход «я так хочу, и точка». Мы с Евгением уже работали вдвоём – несколько лет назад написали небольшую, но очень дорогую нам повесть «Четырнадцатый», и основы совместной работы заложились ещё тогда. Маленький пример. В «Делении на ночь» я хотел несколько глав назвать словами на древнем иврите. Но Кремчуков был против. А я очень хотел. Кремчуков терпеливо аргументировал и оставлял мне возможность выбора, но в итоге меня убедил – и в итоге главы называются теми же словами, но на русском. Роман «Деление на ночь» получился и так не очень простым, а названия глав на древнем иврите (и без пояснений-переводов) сделало бы его ещё сложнее, а это не всегда хорошо.

У слова «магия» есть ещё и волшебно-фантастический подтекст. Так вот: как и у всех пишущих людей, у нас (по крайней мере, у меня) авторский процесс – это сложная напряжённая работа, которая в процессе приносит минимум (или ноль) удовольствия. Ничего волшебного, магического тут нет. Ну результат обычно радует, ради чего и стараемся.

Прилагательные? Самая проклятая часть речи

– Переписка двух поэтесс под заголовком «Милая товарищ Елена…» интересна уже тем, что адресат – Елена Хоринская, легенда уральской литературы. Но! Письма, обнаруженные в фонде Объединённого музея писателей Урала, из той поры, когда Хоринская ещё не была легендой, а только начинающим поэтом. И сколько же строгих и дивных советов даёт ей Вера Инбер. Для меня, например, удивительным было «Будьте осторожны с прилагательными: это самая проклятая часть речи. Самые штампованные вещи говорятся обычно прилагательными – «стальная решимость», «немая тоска», «сумрачное небо». А для вас, Григорий, что-то оказалось новым в профессиональных заповедях Инбер?

– До этой публикации я совсем не знал, кто такая Хоринская. Теперь прочитал и узнал. Но разговор не о ней. В пяти недлинных письмах Вера Инбер предстаёт цельной личностью, о которой вполне можно составить впечатление. Об обстоятельствах знакомства Инбер и Хоринской нам рассказывают в предисловии, однако в письмах они не фигурируют. Мы видим доброжелательно настроенную, но без потакания и заигрываний ведущую себя 42-летнюю Инбер, которая всячески покровительствует молодой – на тот момент 23-летней – коллеге. (О своём возрасте Инбер говорит: «Я уже нахожусь в том возрасте, когда писать становится очень трудно: слишком высоки требования к самой себе» – мне сейчас 40 лет, и я понимаю, как же по-разному люди оценивали свой возраст тогда и сейчас. Требований к себе много, но заявлять «я уже в том возрасте» нынешним сверстникам Инбер просто смешно.)

Кстати, о переписке. У меня был похожий опыт, хотя и в несравнимо более юном возрасте: в свои 11–12 я переписывался с Исидором Шрайбером, выдающимся переводчиком с немецкого, знакомым моей семьи. Я тогда ещё только начинал что-то писать, в моём активе было всего несколько текстов, я их послал Исидору Михайловичу по почте и получил крайне благожелательный ответ – хотя и с критикой, которую он написал с учётом моего детского восприятия. Я очень ждал его писем и радовался им.

Профессиональные советы Инбер – это самые азы, которыми более опытный/-ая коллега может поделиться с начинающим автором. Опасаться прилагательных и наречий – да, это едва ли не ключевое во всей литературе, не только в стихах. «В стихах каждое слово имеет значение, каждое слово – ассоциация» – да, это так, но это каждый должен почувствовать сам, своим опытом. «Или сказать по-новому, или совсем не говорить» – это очень точная мысль, но, только написав достаточно много, автор может понять, что есть «по-новому». «Всё у вас слишком просто: так в жизни не бывает». Безусловно! И мне чудится, Вера Михайловна обратилась тут к Якову Курдяпину.

Но я ни в коем случае не хочу обесценить рекомендации Инбер: да, это азы, но, очевидно, Хоринской требовались именно они. Мало кому так везёт – мало кому давали советы поэты такого уровня.

Меня восхитило следующее конкретное замечание Инбер. Она критиковала строчки Хоринской, где та писала про «бархат чёрной накинутой блузы», «войлок белый» и «командирскую шинель». «И вместо ощущения свежей, полной ветра зимней ночи появляется духота комиссионного магазина», – говорит Инбер. Это очень трогательно и очень точно.

Опубликовано в №158 от 28.08.2020.