Житие маргинала. Хэппи энд не предусмотрен

Раз в месяц «Областная газета» представляет очередной номер единственного в регионе толстого литературного журнала «Урал». В Год театра читаем журнал с уральцами, так или иначе связанными с театром. Октябрьский номер читаем с заведующей литературной частью Свердловской музкомедии Еленой ОБЫДЁННОВОЙ.

– Страшная в своей обыденности история разворачивается в повести «Маленькое недопонимание». Бомжеватый Филка нанимается к бизнесмену присматривать за порядком в его доме. В результате вешается в сарае, оттолкнувшись ногами от стопки книг. Любопытно: даже не зная финала, не можешь оторваться от описания заурядной вроде бы жизни…

– Да, сюжет у Егора Куликова – один из распространённых в отечественной литературе: история маленького человека. Маргинал Филка и вполне себе положительный Олег как будто меняются ролями – бомж-алкоголик стремительно завоёвывает симпатии читающего, в то время как добросердечный бизнесмен неумолимо «теряет очки». И если в начале повествования это всего лишь «маленькое недопонимание», то в финале – тотальное и неразрешимое противоречие. Такой вот перевёртыш! И – да, я тоже, несмотря на некоторые раздражающие детали текста, прочла одним духом, не могла оторваться.

Что же произошло? Простое действие, которое совершает Олег, взяв Филку на работу и в свой дом, спровоцировало филкино осознание себя самого и обстоятельств вокруг. Не случись этого, Филка, скорее всего, ушёл бы из жизни раньше и совершенно естественным для его образа жизни способом – замёрз бы где-то или отравился «палёнкой». А так он словно родился заново, осознал в себе человека, расчистил «систему координат»… Кстати, пока читала, очень боялась, что сюжет «схлопнется» хэппи эндом. Да, сюжет разворачивается трагически, но – нет ощущения чернухи.

Филку жалко. Но ещё больше жалко Олега и его жену Настю. Вот кто, по сути, ма-а-а-ленькие люди. Маленькие мысли, маленькие мечты, даже бизнес маленький. Кольнуло: Настя вроде учительница, но в обстоятельствах её жизни это вообще не имеет никакого значения. Настя видит в мечтах садовую беседку, а Олегу важно, чтобы всё было «в порядке» – дом, двор, сарай, бизнес и… настроение жены. Его система координат незыблема. И место в ней Филки определено раз и навсегда – в сарае, рядом с собакой. И заведённый порядок не нарушит даже то, что именно Филка спасает жизни жены Олега и их новорождённого сына.

Для меня самая страшная сцена – даже не финал, а когда дружки Олега подпаивают Филку. Делают они это вполне осознанно! Мол, знай своё место в нашей «системе координат». А Олег? Чем он в этот момент лучше? Кто маргинал? Филка, живущий в доме на положении дворни, оказывается эмоционально богаче и морально выше, чем его хозяева.

– Не люблю читать пьесы. Но поскольку в драме «Мордовия» главная героиня Марина Цветаева ­ взялась. И не пожалела. По тексту хорошо узнаваемы цитаты из писем и дневников Марины Ивановны. Последние годы её жизни: Елабуга, Чистополь. В эти дни и она «примеряла смерть», «искала глазами крюк»... С трудом, однако, представляю «Мордовию» на сцене. Чтобы у зрителя не возник диссонанс между любимым поэтом и некой актрисой, нужен какой-­то режиссёрский ход... 

– Две главные мысли после «Мордовии»: хочу почитать ещё что-­то у Анжелики Четверговой (о её пьесах слышала, но читать не доводилось), и – стоит «освежить» биографию Цветаевой. Филфак у меня был 30 лет назад, творчество Цветаевой – в рамках положенного курса, но «Мордовия» растревожила. Да, многое эпизодично, но по мере прочтения невольно тянет «достраивать здание» узнаванием фактов реальной биографии, и это увлекает.

Согласна, вопрос: а как это могло бы быть на сцене? И другой – насколько правомерно вживление подлинных цветаевских строк в авторский текст? Наш театр тоже недавно «встретился» с творчеством Цветаевой: мюзикл «Казанова» поставлен по мотивам её пьесы «Приключение». У театра тоже возникал вопрос: как достраивать либретто из пьесы? Как позволительно обращаться с литературным наследием? Что можно, что нельзя? 

С «Мордовией», мне кажется, немного другая история. Вопрос об уместном и корректном использовании цветаевских текстов здесь не стоит. Для меня вопрос в другом – возникает или нет образ самой Цветаевой? Я прочла пьесу – для меня всё случилось. Цветаева «ожила». И вкрапления подлинных текстов очень уместны. Это её голос. Более того, между текстом автора пьесы и текстами Марины Ивановны я не увидела «швов».

Правда, остался вопрос: финальная игра слов «morden (нем. – замаяться, умучаться) – мордовать – Мордовия» придумана автором пьесы или взята из записных книжек Цветаевой? Нет, правда, надо перечитать Цветаеву...

– Рубрика «Толстяки на Урале» продолжает известный фестиваль «Урала» и представляет публикации коллег – литературных журналов России. «Всего-то» рецензии. Но вдруг в разговоре о диптихе свердловчанина Анатолия Курчаткина «Змея, кусающая свой хвост» натыкаюсь на собственный сакраментальный вопрос: зачем молодые сегодня стремятся стать писателями? Поделиться наболевшим? Или сорвать куш – взять приз, попасть в делегацию?

– Честно говоря, была только на первом фестивале «Толстяки на Урале». Дальше слежу за ним ровно настолько, насколько позволяет хорошее промо события. А оно хорошее – журнал вкусно позиционирует свой проект. Одноимённая рубрика – тому пример.

В октябре в поле зрения оказались «Октябрь», «Знамя», «Волга». Я помню те времена, когда эти журналы появлялись у нас в доме из библиотеки, и только так можно было познакомиться с новыми публикациями российских авторов. Мама всю жизнь проработала учителем-словесником в школе, поэтому журналы зачитывались до дыр.

А сегодня? Положа руку на сердце, разве сам «Урал» является настольной книгой даже для уральских словесников? А уж тем более журналы других регионов… Поэтому рецензии на публикации коллег – некий навигатор в литературном пространстве. Роман «Рымба» в «Октябре» я бы не стала читать – рецензия не вдохновила. Ощущение, что это литература вчерашнего дня. Зато «Змея...» мне стала любопытна. Поняла: роман небанально устроен, и это штрихи к сегодняшнему времени.

Во имя чего пишут нынешние молодые? Сказать что-то миру? Но это побуждает к «творчеству» и графоманов, коих сегодня – нереальное количество. Трибуна стала доступна. Благодаря Интернету «свободный микрофон» – для всех. У нас в театре редкий день, когда не приходит очередная пьеса. Но 70 процентов этого потока – графомания чистой воды, со всеми признаками. И графоманы, заметьте, не думают о премиях. Главное – «дайте сказать!».

У вас свой опыт. У меня свой. У автора «Змеи…» – другой. Но думаю, в диптихе прозвучали мысли, в которых мы солидарны. Сейчас пишущих больше, чем писателей.Но не каждый сочиняющий стихи – поэт. Отделить одно от другого – задача непростая, профессиональная. Для меня в этом смысле «Урал» – лакмусовая бумажка. Он не печатает бездарей. «Толстяки на Урале» – образно говоря, театр журналов, где крупным планом не авторы, не писатели, а сами журналы как «персонажи» нашей культурной жизни. И можно либо спорить, либо соглашаться – как с персонажами спектакля. Например, рецензируя опубликованную в «Волге» беллетризованную биографию дореволюционного писателя Фёдорова, «Урал» пишет: «Когда перевёрнута последняя страница, читатель, и вовсе не знавший прежде А.М. Фёдорова, уже не забудет его». Не уверена! У меня другое впечатление: автор «реконструкции биографии» очень хотел вытащить из забвения забытое имя, и даже при том, что честно это делал, на первый план в повествовании вышли Бунин и Горький. Более талантливые коллеги, неспроста оставшиеся в истории. Это не значит, что воспоминания о Фёдорове – напрасный труд. Судьба писателя второго ряда не перевернётся, но для кого-то его отношения с Буниным и Горьким откроют ещё одну страницу русской литературы. Это же любопытно?

Опубликовано в №201 от 01.11.2019