Но не успели. 7 июня 1940 года семья Петровых отправилась в отпуск в город Балта Одесской области, откуда была родом мама Нины Трофимовой. Отдых был недолгим: через 15 дней Германия объявила войну СССР. Григорий Петров сразу же явился в местный военкомат и выехал с семьёй в Белоруссию. Когда они добрались до узловой станции Орша, из вагонов никого не выпускали, чтобы люди не попали под немецкие бомбардировки.
– Папа объяснил солдатам на перроне, что он командир, – продолжила Нина Григорьевна. – Его пустили к военному коменданту, он вернулся, поговорил о чём-то с мамой, велел нам ехать к себе на родину, на Урал, попрощался со мной и моей старшей сестрой, взял меня на руки, ушёл – и всё. Мне тогда было четыре года…
Семью Петровых с одним-единственным чемоданом вещей сначала отправили в эвакуационный пункт в городе Умань на Украине, а затем в Камышин. Оттуда они вместе с другими беженцами должны были поплыть по Волге в Пермь. Нина Трофимова помнит, как вся пристань была заполнена народом: кто с котомками за плечами, кто с вещевыми мешками, кто с рюкзаками. Несмотря на жару, люди не уходили от причала, боясь не попасть на пароход.
– Мы очень долго стояли, ожидая посадку, – добавила женщина. – Позже моя старшая сестра, которой тогда было 12 лет, рассказала мне, что на нашем пароходе нашли трёх диверсантов. Немцы заложили мины и должны были взорвать пароход на Волге, чтобы погибли все пассажиры. После того, как красноармейцы с оружием вывели их с корабля, мы поплыли.
Из Перми они поехали в Кудымкар, столицу Коми-Пермяцкого округа, где жил младший брат их отца. Через несколько дней Фаина Марковна пошла в военкомат: её устроили санитаркой в военный госпиталь и поселили с детьми в частный дом. Для Петровых, как и для миллионов других семей в Советском Союзе, наступили тяжёлые времена, но даже в тяготах войны случались редкие моменты счастья.
– Однажды в госпитале решили отпраздновать Новый год, – вспомнила Нина Трофимова. – Для раненых устроили ёлку и разрешили медработникам взять с собой детей. Солдаты с командирами разобрали всех нас на руки. И вдруг раненый солдат, который взял меня к себе, дал мне кусочек сахара. Я его в ладошке зажала, а он у меня начал таять (заплакала). Красноармеец заставил меня его съесть, а я хотела с сестрой поделиться. Когда концерт закончился, этот солдат снял с ёлки игрушку, жёлтого цыплёнка на прищепке, и подарил мне. Я его хранила у себя многие десятилетия, пока он не разбился…
В начале зимы 1942 года Фаина Марковна получила письмо от военной почты. Она его развернула, прочитала, прижала к себе детей и зарыдала: в извещении сухим языком было написано, что капитан Григорий Петров пропал без вести. Где это случилось, когда и при каких обстоятельствах указано не было. Чтобы узнать подробности, Фаина Марковна писала маршалу Георгию Жукову и Семёну Тимошенко, но так и не получила ответа. Все послевоенные годы Петровы искали хоть какую-то информацию об отце, но все архивы молчали. Нина Григорьевна успела закончить педагогическое училище, поработала учителем на Дальнем Востоке, перебралась в Первоуральск, но до 2000-х годов так и не знала, что стало с её отцом.
На пенсии Нина Трофимова решила сама заняться поисками своего отца. В 2010 году она отправила запрос в Центральный архив Министерства обороны РФ. В августе ей пришли документы о том, что Григорий Петров попал в немецкий плен 22 июля 1941 года рядом с посёлком Монастырщина Смоленской области. Его отправили в лагерь для советских военнопленных «Шталаг-310» в Витцендорфе под Гамбургом и присвоили ему номер 30184. А 17 октября капитана Петрова перевели в концлагерь Бухенвальд, где он и ещё 2 000 советских военнопленных в нечеловеческих условиях строили бараки для заключённых. А 16 апреля 1942 года их всех расстреляли и похоронили на кладбище в Бухенвальде.
– Чтобы подтвердить эту информацию, я сделала запрос в Федеральный военный архив Германии, – сказала Нина Трофимова. – Писали туда на немецком языке, ответы переводили на русский. Немцы всё подтвердили и прислали свидетельство о смерти отца. А потом я решила: раз мы с моим сыном и племянником собрали такой исторический материал, то я должна туда съездить. В сентябре 2011 года я с сыном посетила Бухенвальд.
Там с жительницей Первоуральска случилась истерика: после войны немцы превратили концлагерь в национальный мемориальный комплекс и оставили там всё так, как было при фашистах. Первое, что увидела Нина Григорьевна, были ворота концлагеря с трагической надписью «Jedem das Seine» – «Каждому своё». По Бухенвальду их с сыном водили русский волонтёр Елена Петухова и работник немецкого архива. Вместо выделенных на экскурсию двух часов они пробыли в музее четыре. Перед уходом Нина Трофимова установила в одном из помещений концлагеря, где стояли печи для сжигания людей, памятную доску с именем своего отца. Её она привезла из дома. Сотрудники музея сначала сказали женщине, что на установку таблички необходимо разрешение, но после общения они разрешили ей это сделать.
– После этой поездки мне стало намного легче, – вздохнула Нина Григорьевна. – Хоть я много слёз там пролила, но неизвестность исчезла. Когда мне говорили, что ехать в Бухенвальд далеко и тяжело, я всегда отвечала – это мой дочерний долг. Несмотря на больное сердце, я поехала. И съездила бы снова, но сейчас у меня здоровье уже не то. Мы должны помнить своих отцов. Они ведь не зря голову сложили: благодаря им мы сейчас живём и радуемся. По рассказам мамы я знаю, что папа был хорошим и добрым человеком. Она так и не вышла замуж во второй раз: когда были предложения, мама всегда говорила: «Я мужа найду, но такого отца своим детям — больше никогда».