Как в Екатеринбурге Шумахера к смертной казни приговорили

В Екатеринбурге первые пленные появились в октябре 1915 года. Тогда же в газете «Уральская жизнь» появилось и объявление, что «им требуется пять тысяч стёганых и меховых курток, столько же варежек, шапок, кожаных рукавиц, мужских валенок большого размера». В основном, это были австрийские немцы и мадьяры. Больше половины из них понимали русский язык.

Потребность в рабочей силе на уральских заводах была колоссальная. В госархиве нашёлся такой документ: летом 1915 года Уральский областной военно-промышленный комитет провёл опрос среди предприятий и выяснил, что экономике края требуется не меньше 10 000 человек. Господин Конюхов, управляющий Билимбаевским округом, просил 135 военнопленных — для заготовки угля и работы на руднике. Ревдинские заводы изъявили желание взять на работу 150 пленных, Вознесенские рудники — 100...

Но уже по сведениям на 1 мая 1916 года в Пермской губернии на работах «состояло» 50 611 военнопленных. Причём их доля от общего числа работников на некоторых предприятиях доходила до 45 процентов. Так, среди 34 404 рабочих Богословского горнозаводского общества насчитывалось 15 610 бывших вражеских военнослужащих.

Случались, конечно, и из ряда вон выходящие инциденты. Так, в ноябре 1915 года в окружном суде Екатеринбурга австрийцев Шумахера и Вейса приговорили к смертной казни — они столкнули сторожа Надеждинского завода под движущийся поезд.

В Екатеринбурге же военнопленные офицеры были расквартированы в Народном доме. Вскоре городская управа заметила, что здание это потребляет электричества на сотни рублей в месяц. Как писала газета, «при проверке оказалось, что один из пленных, электротехник по довоенной специальности, устроил для своих товарищей особые грелки. В деревянный ящик помещалось большое количество ламп, по которым пускался ток. Эти ящики устанавливались под кроватью, представляя великолепный источник тепла».

Подавляющее большинство — около 80 процентов — вражеских солдат и офицеров были людьми молодыми: от 18 до 35 лет. Поэтому не было ничего удивительного в том, что в условиях катастрофической нехватки мужчин и переизбытка невест, заграничные воины автоматически превращались в потенциальных женихов. Но так как закон запрещал подобные браки (власти спохватились лишь в середине 1917 года — тогда разрешили жениться на русских только пленным славянам, взятым на поруки или подавшим прошения о получении российского подданства), уральские девицы просто сожительствовали с пленными.

Таким образом, ко времени возвращения домой Россия для многих военнопленных Первой мировой войны уже перестала быть чужой. Иностранцы успели обзавестись здесь не только жёнами, но и детьми: у военнопленного Ивана Ковача родился сын, у Стефана Валашека и Яноша Ковача было по двое детей, а у Карла Салаи — трое.

Уезжая на родину, они забирали с собой и семьи (так что с точки зрения демографии Россия ничего не выиграла, а даже наоборот). «Мои две дочери вышли замуж за австрийских подданных, в настоящее время со своими мужьями собираются ехать в Австрию... Я сама вдова, не имею никаких средств к существованию, а потому прошу войти в моё несчастное положение и причислить меня к пленным, имеющим возможность вернуться на родину», — обращалась Рива Абрамовна Сензерлихт в отдел управления Екатеринбургской губернии в июне 1920 года. Препятствий для выезда за рубеж тёщи бывших военнослужащих австро-венгерской армии местные власти не нашли.