– Но ведь воспитание, жизненный опыт и социальная среда всё равно накладывают отпечаток на духовный мир. Почему в Екатеринбурге о буддистах ничего не слышно, а в Качканаре о них знает каждый житель?
– Ответы надо искать в биографии основателя общины «Шедруб Линг» ламы Тендзин Докшита, в миру — Михаила Санникова. По моему мнению, он родом из 90-х, из событий того времени, и причина его многочисленных конфликтов с властью именно в них. После Афганской войны, краха коммунистических идеалов и распада СССР время для него как будто остановилось. Это ведь произошло не только с ним, а со многими инженерами, учёными, военнослужащими, которые десятилетиями были востребованы, а потом страна неожиданно разрушилась, и никто из них оказался ей не нужен. И все эти люди подались в духовные поиски. Когда повсюду кутерьма, человек интуитивно ищет какой-то покой в душе, на небе или где-то в метафизических измерениях. От всей этой суматохи Михаил Санников нашёл убежище на горе Качканар.
– Поэтому он и его единомышленники до последнего не хотели покидать религиозный комплекс?
– В монастыре они обрели покой. Когда Санников и другие монахи начали строить первый храм на горе, для них это было сравнимо с православными монастырями Русского Севера, например, Соловками. Монашеская жизнь там очень тяжёлая: помимо того, что ты с утра до вечера исполняешь различные ритуалы и молишься, ты ещё и вкалываешь физически все дни без выходных. И если кто-то вторгается в тихую размеренную жизнь общины, это несёт для неё самый большой урон. По сути дела, чиновники и промышленники посягнули на их духовную родину – гору Качканар. Это всё равно что человеку из деревни увидеть, как его родной дом сносят вопреки собственной воле. Как он может покинуть этот дом? Санников ведь ни в чью жизнь не вмешивался, когда основал монастырь, и в его жизнь не вмешивались, пока горнодобывающая компания не решила разрабатывать новое месторождение.
– Что подвигло буддистов пойти на уступки и переселиться в посёлок Косья недалеко от горы? Некоторые СМИ писали, что им пригрозили сносом всех построек, которые по документам нигде не зарегистрированы.
– Такое возможно, но не надо забывать, что религия – это всегда балансирование на грани нормальности и ненормальности. У религиозных людей эмоциональное мышление преобладает над рациональным, поэтому с ними нельзя договориться разумно. На взгляд обывателя, буддистам делали хорошие предложения – денежные, экономически выгодные, но на самом деле у них совсем другие ценности, и говорят они на другом языке. Нарушение обязательств для них может вообще ничего не значить. В конфликтологии есть такой подход: чтобы выйти из сложной ситуации, всем сторонам конфликта надо собраться вместе и найти приемлемое решение. Но конфликт здесь в головах лишь у одной стороны – у буддистов этого конфликта нет. Они спокойно продолжат свой монашеский путь, пусть и на новом месте. Скорее всего, они даже не понимают, зачем вся эта шумиха вокруг общины. У них абсолютно другое мировоззрение.
– Чем вызвана столь огромная популярность качканарского монастыря в России и за рубежом?
– Во-первых, это экзотика. Мы привыкли, что буддизм в нашей стране представлен в южных регионах: на западе – в Калмыкии, на востоке – в Бурятии и Тыве. И вдруг на Среднем Урале, где красивые горы и живописные виды, появляется буддистский монастырь — для большинства это в диковинку. Во-вторых, духовные поиски – это ведь всегда приключение. Если ты ищешь истину, ты не сможешь обрести её здесь и сейчас, тебе надо преодолеть какой-то путь. От города до монастыря — 13 километров по лесной дороге с буреломом, усыпанной камнями. Вспомните литературных героев древности: они отправляются за истиной в путешествие, которое обязательно связано с дикой природой, восхождением на гору и испытаниями. В этом плане Качканар очень привлекателен – люди думают, что там есть что-то особенное. Зачем ехать в Тибет, куда попасть в десятки раз сложнее и дороже, когда можно съездить в Качканар? И, наконец, известность монастырю принёс конфликт, который стал темой для публикаций в СМИ, в том числе в западных. Надеюсь, после переселения общины в посёлок Косья их станет меньше.
– В истории буддизма были ситуации, когда приходилось переносить монастыри или святыни на другое место?
– Были. Буддизм – это мировая религия, она всегда адаптируется под разные исторические периоды и культуры, ассимилируется, соединяется с местными верованиями. Меняется и власть, и интерес людей к религии, и это всё отражается на духовной жизни. В прошлом были случаи, когда храмы и ступы разрушали, строя на их месте что-то другое. Если община может приспособиться к изменяющимся условиям, то она выживает. А если община не готова промолчать и восстановить монастырь на новом месте или уйти в изгнание, как Далай-лама, то члены её могут просто потерять самих себя. Ведь в любой религии важнее всё-таки люди, а не культовые сооружения.
Конфликт вокруг монастыря на горе Качканар возник в 2014 году, когда Качканарский городской суд вынес решение о сносе храмовых построек — их возведение было признано незаконным, хотя члены общины «Шедруб Линг» неоднократно пытались оформить права на землю. В 2016 году буддистам предложили переехать на соседнюю гору Мохнатку, но они отказались это сделать из-за невозможности перемещения ступ. Осенью 2019 года Михаил Санников, бывший управляющий директор АО «Евраз КГОК» Алексей Кушнарёв и вице-губернатор Свердловской области Сергей Бидонько подписали соглашение, согласно которому до 1 ноября 2020 года община должна была переехать в посёлок Косья при сохранении доступа к ступам по согласованному с предприятием графику. На организацию переезда через благотворительный фонд выделили 26 миллионов рублей, которые община приняла и потратила, в основном, на покупку жилья и автотехники. Однако в указанный срок община так и не переехала. Тогда им дали другой срок — до 1 февраля 2021 года. После встречи с Сергеем Бидонько буддисты всё же согласились покинуть гору Качканар 8 февраля.
– В последние годы среди людей разных возрастов стали популярны занятия йогой. Можно ли её поклонников считать буддистами?
– Нет, буддизм и йога — это совершенно противоположные вещи. Она представляет собой одну из школ в классическом индуизме. Это один из этапов жизни человека: сначала он является учеником, потом он должен жениться и завести детей, а под конец жизни – уйти в лес и заняться изучением Священного Писания. Если сравнивать с православием, то йога для индусов сродни тому, как у нас бабушки начинают ходить в церковь. Йога – это именно усугублённая, сконцентрированная практика, которая предполагает, что человек молится божеству, ищет его в этом мире. Основатель буддизма Гаутама Шакьямуни тоже занимался йогой, но он понял, что она неэффективна, потому что не освобождает от страданий. И Будда решил найти истинный путь. В этом плане он преодолевает йогу, потому что в буддизме не предполагается, что есть какой-то Бог – создатель мира. Мир вообще непонятно по каким законам существует, он безличный. Поэтому между буддистами и индуистами идеологическая пропасть. Если брать истоки, то индуистский йог и буддистский монах – это как христианин и мусульманин.
– Тем не менее у большинства йога ассоциируется именно с буддизмом. Отчего так происходит?
– Обычно люди начинают увлекаться йогой после того, как прочитают какую-нибудь книжку, в частности, Ошо или посмотрят проповеди популярного учителя. Для них это не духовная практика, а обычная гимнастика. Они сидят в обтягивающих костюмах, разминают себе суставы в каких-то позах, может быть, становятся вегетарианцами. Это не имеет никакого отношения к йоге, это просто внешняя мода на некую духовность. То же самое у большинства людей с модой на буддизм. Они думают, что если просто сесть в офисе после суматохи дня и сконцентрироваться на дыхании, то это реально успокаивает. Но это просто одна из конкретных техник, вырванных из общего контекста. Тем, кто в России практикует йогу, не хватает культурной среды, потому что религия не может быть оторвана от традиции. И человек либо рождается в этой традиции, либо нет. А когда человек сам себе выбирает религию, это говорит о том, что он оторван от этой традиции.
– Как Михаил Санников?
– В каком-то смысле да. Его духовные поиски — это признак того, что буддизм для него – настоящая религия, хоть и нетрадиционная. Или взять другой пример – женщин, которые занимаются йогой, чтобы поддержать форму после родов. У них, конечно, глубокой духовной составляющей нет. А если эта женщина, помимо йоги, занимается астрологией, гадает на картах таро, ходит к экстрасенсу, ездит в святые места, выполняет какие-то ритуалы или следует суевериям, то получается, что йога становится одной из частей её разрозненной духовной жизни.