Уральский вызов

Год российской истории давно закончился. Но интерес к событиям и персонажам отечественной истории – как способ заглянуть не столько в прошлое, сколько в будущее – не закончится никогда.

Совокупность фактов общественной жизни, настроений и тенденций нынче модно обозначать словом «тренд». Тренды зарождаются, развиваются, достигают кульминации, ослабевают, сходят на нет. Тренды, как показывает исторический путь России, могут длиться месяцами, годами и даже десятилетиями. Тренды, став достоянием истории, превращаются для одних в предмет ностальгии, а для других – в объект порицания.

И есть регионы и города – опережающие индикаторы – наблюдая за развитием которых можно предсказать, куда качнётся общественный маятник, то есть почувствовать тренды будущего.

Эти точки на карте – совсем не такие, как все. Когда страна в полудремотном состоянии ещё идёт по проторённой дорожке, здесь общественное сознание уже бурлит. Когда свежие веяния доходят наконец до большинства российских провинций, здесь новациями уже никого не удивишь, требования жизни тут уже не просто выражены весомо, грубо, зримо, но порой доведены до крайности. Это те регионы, которые не привыкли скрывать ни любви, ни ненависти. И, подобно людям, способным последовательно и твёрдо отстаивать свою позицию (пусть в чём-то ошибочную), они вызывают интерес и уважение.

Несокрушимый бастион

...Когда большевики весной 1918 года решили перевезти царскую семью из Тобольска в Екатеринбург, имелась в виду именно эта недвусмысленность позиции города: шествие советской власти здесь было действительно триумфальным, местные коммунисты (даже на фоне тогдашних политических крайностей) считались самыми непримиримыми, а город выглядел несокрушимым бастионом большевизма.

...Когда в августе 1991 года Борис Ельцин выбрал Свердловск местом пребывания резервного правительства России, он держал в уме опять-таки однозначность местных настроений: результаты предшествующих выборов показали, что по антикоммунистическому настрою столица Урала превосходит даже Москву и Ленинград.

События – с совершенно разными знаками! Но ни большевистские правители России, ни противники ГКЧП в общем-то не ошибались. В июле 1918 года уральские коммунисты доказали свою бескомпромиссность, совершив одно из наиболее чудовищных преступлений в российской (и, наверное, мировой) истории. В августе 1991-го весь город вышел на улицы, протестуя против путча и высказывая поддержку российским властям.

Между двумя точками – 73 года. Тренд зародился, и тренд окончился. И в обоих случаях он прошёл через Урал, где страсти кипели сильнее, симпатии и антипатии были выражены ярче, политические силы рисковали безрассуднее, чем в других уголках державы.

Собравшиеся 26 октября (8 ноября) 1917 года в оперном театре жители Екатеринбурга, под овации которых в городе была провозглашена советская власть, – граждане революционной эпохи. Те, кто 21 августа 1991 года заполнили площадь 1905 года, – также современники великой трансформации. Ясно, что одни не представляли всех испытаний, в которые ввергнет страну новая власть, а другие если и догадывались о трудностях перехода к рынку, то не могли вообразить себе их масштаб. И те, и другие просто понимали обречённость прежних устоев и неизбежность перехода к новой (пусть весьма смутно представляемой) модели развития. «Вот – новый поворот!» – просто заявлял наш регион, а уже много позже действующие лица событий во всей полноте переживали последствия поворота – и пропасти, и взлёты.

Последние дни царской семьи, а также политическое становление лидера демократической революции Бориса Ельцина – вот те, столь разные, страницы, по которым Екатеринбург и Средний Урал вошли в российскую историю. Но есть и третья страница, о которой мало знают в мире, но которая символизирует этапы исторического развития так же ярко, как и первые две, а об особенностях уральского характера, о закалённости здешнего человеческого материала говорит вообще всё.

Это – Вторая мировая война и роль уральского тыла в её исходе.

Эвакуированные заводы, в считанные недели запускавшие производство чуть ли не под открытым небом. Двенадцати-тринадцатилетние подростки, не отходившие от станков. Продуктовые карточки, потеря которых была равнозначна голодной смерти. Картошка с чёрного рынка, ведро которой было эквивалентно месячной зарплате. И – эшелоны вооружения, несмотря ни на что идущие с индустриального Урала на запад.

Это был действительно уральский вызов превратностям истории. Вызов, благодаря которому страна вышла победителем из страшной войны.

ай-кью?

Выносливость местных жителей можно объяснить особенностями развития Урала, промышленную славу которого ковали, с одной стороны, энергичные и безжалостные заводовладельцы, а с другой – десятки тысяч привыкших к лишениям крепостных рабочих. Несгибаемость и упрямство можно связать с непокорным нравом находивших здесь убежище гонимых жителей империи – прежде всего, старообрядцев. Но чем объяснить то, что, казалось бы, консервативный, привыкший к долготерпению регион не раз и не два в своей истории (особенно новейшей) предвосхищал развитие всей страны?

...17 марта 1991 года Свердловск единственным из городов-миллионников проголосовал на референдуме против сохранения СССР. Если в Свердловской области в целом за Союз всё же высказалась почти половина голосовавших (что тоже было сенсацией, ибо по стране «да» сказали 76 процентов), то в столице Среднего Урала СССР потерпел полное фиаско – 34 процента. Почему же опорный край державы проголосовал против этой самой державы?

Несокрушимую мощь СССР создавали находящиеся здесь в огромном количестве КБ, НИИ, высокотехнологичные оборонные производства. Но интеллектуальные отрасли экономики немыслимы без приводящих их в движение интеллектуальных кадров. Согласитесь: довольно сложно представить думающих людей, размышляющих лишь над совершенствованием технологических процессов, но равнодушных к перспективам процессов общественных.

К весне 1991 года судьба Советского Союза стала совершенно очевидной. На неё вряд ли могло повлиять обусловленное ностальгическими мотивами (вполне, кстати, понятными) народное волеизъявление. Область, ай-кью которой зашкаливал (и продолжает зашкаливать сейчас), просто обязана была своим голосованием констатировать неизбежное.

А ещё уральцы очень чётко уловили подмену: спрашивали-то их о сохранении Советского Союза, но подразумевали сохранение прежней системы, которая несла экономическую несвободу, очереди, пустые прилавки. Средний Урал и его столица не любят, когда их пытаются ввести в заблуждение.

Без полутонов

30 октября 1993 года «Областная газета» опубликовала конституцию Уральской Республики. На следующий день этот документ вступил в действие. А 3 ноября на страницах нашего издания увидели свет первый указ губернатора Уральской Республики и положение о выборах в республиканское Заксобрание.

Я очень хорошо помню, как 10 ноября, придя на работу (редакция располагалась тогда на самом верхнем этаже нынешнего Дома правительства), услышал от коллег: областной Совет указом президента разогнан, его решения отменены, а губернатор, похоже, будет снят – говорят, у него отключены телефоны. В тот же день Борис Ельцин освободил Эдуарда Росселя от обязанностей главы администрации Свердловской области.

В ситуации – как в капле воды все особенности уральской политики. Во-первых, в свердловском Белом доме не побоялись воплотить в жизнь то, на что в других уголках России осмелиться не могли. Во-вторых, господствующий политический тренд (а он заключался в суверенизации всего и вся, расширении полномочий местных властей и в 1993 году ещё не выдохся) здесь оказался доведённым до наибольшей степени рельефности. Уральский вызов, как обычно, не допускал никаких полутонов в ответе на него: федеральные структуры могли либо согласиться с произошедшим, либо категорически этому воспрепятствовать.

Казалось бы, смелость уральцев наказана. Но! Спустя считанные дни был опубликован проект новой российской Конституции, в котором утверждалось равноправие всех субъектов федерации (и республик, и областей). В 1994 году был принят Устав Свердловской области, во многом повторявший конституцию Уральской Республики и ставший правовым эталоном. А в августе 1995-го Эдуард Россель в результате чрезвычайно острой борьбы стал первым в России всенародно избранным губернатором.

Средний Урал в очередной раз обозначил путь, по которому предстояло двинуться другим российским регионам.

«Могу поступаться принципами!»

Надо ли говорить, что появление представителя «опорного края» во главе российского государства в один из самых сложных моментов его истории никакой случайностью не было? И стоит ли обращать внимание на то, что случайными также не были параметры личности этого человека, большая часть жизни которого прошла на Урале?

Ворвавшийся в советскую политику в 80-е годы, Борис Ельцин, безусловно, являл собой тип революционного лидера: резкий, бесстрашный, бескомпромиссный, способный брать на себя колоссальную ответственность, идти на громадный риск, не сгибаться под ударами судьбы. Но он также прекрасно чувствовал требования момента, не боялся меняться и отказываться от своих собственных стереотипов. Он, подобно локатору, улавливал малейшие колебания политической конъюнктуры.

Стремительную эволюцию Ельцина свердловчане могли наблюдать во время его визитов на родину в конце 80-х годов.

...22 февраля 1989 года. Разгар кампании по выборам народных депутатов СССР. Только что ставший кандидатом от Москвы Борис Ельцин прилетает в Свердловск, чтобы поблагодарить уральские трудовые коллективы, выдвинувшие его кандидатуру, но недвусмысленно заявить: политически правильнее баллотироваться всё же не в Свердловске, а в столице – по национально-территориальному округу № 1. Встреча с земляками во Дворце культуры «Урал» продолжается четыре часа. Борис Николаевич позиционирует себя как убеждённый сторонник перестройки, рассуждает о возврате к ленинским ценностям и работам. 24 февраля областная молодёжная газета «На смену!» публикует интервью опального политика, в котором опять-таки упоминается Ленин – правда, со спорным утверждением, что он вполне допускал многопартийность, просто жизнь внесла коррективы.

...1 февраля 1990 года. В свой 59-й день рождения Ельцин во Дворце молодёжи встречается со свердловскими избирателями (в российский парламент Борис Николаевич баллотировался именно от столицы Урала и набрал здесь 84 процента голосов). И – никаких слов в поддержку перестройки, никаких дифирамбов Ленину.

В конце встречи люди ринулись на сцену, где взяли Ельцина в плотное кольцо. Один из активистов какой-то неформальной коммунистической группировки громко спросил:

– Борис Николаевич, вы ничего не сказали о социализме. Что вы сделаете для его сохранения?

Хорошо помню, как Ельцин развернулся лицом к этому человеку:

– Социализм или ещё какой-то строй – не важно. Главное, чтобы люди жили хорошо. Вот ради этого надо работать. А уж как всё это будет называться...

Между двумя встречами – менее года. Что заставило бывшего кандидата в члены Политбюро за столь короткий срок отказаться от казавшихся незыблемыми идеологических постулатов? Первый съезд народных депутатов, на котором о построенной в СССР системе было сказано, кажется, всё? Поездка в Америку, где Борису Николаевичу просто показали типичный супермаркет? Непрекращающийся в его отношении прессинг со стороны партийных органов и партийной печати?

Наверное, бросить вызов Горбачёву было для Ельцина проще, чем вот так, раз и навсегда, похоронить впитанные с юности принципы – то, что казалось правильным и передовым, то, чему он верой и правдой служил столько лет. Наверное, он понимал, что после этого посыплются обвинения в предательстве. Но как настоящий революционный лидер должен был следовать только одному принципу: требованиям самой жизни.

Брежнев и Ельцин: в чём сходятся противоположности?

На Среднем Урале найдётся совсем немного предприятий, которые бы не посетил первый секретарь обкома КПСС Борис Ельцин. На снимке: руководитель области знакомится с продукцией Талицкой фабрики валяной обуви.

Борис Ельцин – не единственный лидер страны, биография которого связана с нашим краем. В конце 20-х годов многие километры по уральским полям прошагал землемер Леонид Брежнев, а в 1930 году его, начинающего советского функционера, перевели из Бисерти на довольно высокую должность в Свердловск.

Что должны были почувствовать два этих совершенно разных человека, когда обсуждали перспективы строительства метро в Свердловске (сцена описана в книге Бориса Ельцина «Исповедь на заданную тему»)? Ясно, что партийному руководителю Свердловской области было не до размышлений об уральских страницах биографии своего кремлёвского патрона. Ясно, что перед ним стояла прагматичная задача – «пробить вопрос». А Брежнев? Какие мысли мелькали в его сознании, когда перед ним сидел этот упрямый, угловатый, амбициозный человек с Урала и довольно бесцеремонно надиктовывал ему резолюцию: «Ознакомить Политбюро, подготовить проект постановления Политбюро о строительстве метро в Свердловске». А потом ещё и требовательно попросил пригласить помощника: «Дайте ему поручение, чтобы он, во-первых, зарегистрировал документ, а во-вторых, официально оформил ваше поручение...».

Брежнев, быть может, действительно слабо понимал суть стоящих перед страной проблем. Но, вопреки тому, что о нём принято писать и говорить, он совсем не был бесталанным политиком, оказывался способен вести длительные политические партии, изощрённо добивался своих целей, а в случае необходимости умел говорить «нет» и ставить на место конкурентов. И главное – прекрасно чувствовал людей. Он, скорее всего, точно отсканировал психологические пружины и потенциал этого, на первый взгляд, излишне прямолинейного уральского самородка.

Крест на свердловской карьере Брежнева, по-видимому, поставила коллективизация, от ужасов (и кровавых конфликтов) которой он поспешил скрыться на родной Украине. Но, кроме всего прочего, Урал оказался просто не его регионом: не соответствующим его характеру, энергетике, устремлениям.

Для Ельцина же уральская земля была именно его местом: трудному региону вполне соответствовал человек с упрямым характером.

Описывая позднего Брежнева, Борис Николаевич обращает внимание на интеллектуальную немощь генерального секретаря: он мало что понимал, а вся власть оказалась в руках ближайшего окружения. Но, видимо, Ельцин и предположить не мог, что в чём-то сходные ощущения у современников вызовет заключительный этап его собственной политической карьеры.

«Землемеры – пьют без меры», – довелось мне слышать об уральских привычках будущего генсека (см. «ОГ» за 10 ноября прошлого года). Известное русское пристрастие, как утверждается, не обошло стороной и первого российского президента. Но только ли в этом кроется причина того, что произошло с этими незаурядными людьми на закате их политической биографии?

В России политика – игра без правил. Путь наверх, безусловно, требует от человека величайшего риска и запредельного напряжения сил. Не меньшие усилия прилагаются затем для удержания завоёванного. Так стоит ли удивляться, что на вершине Олимпа человека настигает интеллектуальное и физическое обесточивание?

Россель и Чернецкий: они управляли нами или мы – ими?

Система сдержек и противовесов «Россель – Чернецкий» просуществовала почти пятнадцать лет. В эти годы кризис в экономике Среднего Урала сменился периодом бурного роста, а Екатеринбург пережил один из самых мощных скачков в своей истории.

Два лица уральской политики, не упомянуть о которых просто невозможно, – Эдуард Россель и Аркадий Чернецкий.

Когда конфликты «губернатор – мэр» в стране не были редкостью, на Среднем Урале противостояние двух центров власти протекало наиболее остро, длилось годами, а главные действующие лица политической драмы играли свои роли наиболее талантливо.

У губернатора и мэра, быть может, и возникало ощущение, что это именно они рулят процессом. Но вообще-то сценарий спектакля писали все мы, подсознательно решив, что незатухающие политические баталии – именно то, что нам, избирателям, нужно.

В 1995 году Эдуарда Росселя пожелали видеть своим губернатором 60 процентов голосовавших, а Аркадия Чернецкого мэром – 70 процентов. В 1999-м Россель получил 64 процента, а Чернецкий – 56. Спустя ещё четыре года Эдуард Эргартович набрал 56 процентов голосов, а Аркадий Михайлович – 54 процента.

Разумеется, не стоит отрицать наличие у каждого из политиков какого-то числа стойких приверженцев. Разумеется, среди тех, кто выбирал одного, находилось немало таких, кто никогда и ни при каких обстоятельствах не проголосовал бы за другого.

Но значительное большинство уральских избирателей, наслушавшись речей двух политических антагонистов, в августе (или сентябре) поддерживало одного из них, а в декабре – другого.

Благодаря голосам уральцев банальная ситуация двух медведей в одной берлоге приобрела совсем иное звучание. Это не истеблишмент, а мы – народ – выстроили систему сдержек и противовесов. И она, представьте себе, не забуксовала, не провалилась!

Когда два выдающихся представителя уральской политической элиты (а в особенности их штабы) не жалели друг для друга нелестных слов, нам, как ни парадоксально, жилось спокойно: мы знали, что за действиями каждой властной группировки пристально следят из противоположного лагеря и ни один серьёзный прокол наших избранников не останется без внимания.

Быть может, в деятельности Росселя наиболее полно проявился талант неординарного политического лидера, а в работе Чернецкого – недюжинные способности хозяйственного руководителя. Но в главном они очень похожи: масштаб этих двух личностей оказался удивительно соразмерен масштабу региона и его столицы.

Всегда ли тренд – френд?

Политическая жизнь Среднего Урала последних двух десятилетий никогда не была скучной. Достаточно вспомнить предвыборную гонку 1995-го, когда за власть в регионе бились политические тяжеловесы – Россель, Страхов, Трушников, Кадочников. Или политический сюрприз 1999-го, когда во второй тур губернаторских выборов вышел совсем не Чернецкий, а Бурков. Или тогдашнюю же схватку за кресло мэра уральской столицы, когда против Аркадия Чернецкого резиденция выставила целую обойму довольно сильных кандидатов. Но мне хочется особо выделить уральские политические баталии 2003 года.

Итак... Россель уже давно руководит областью, а Чернецкий городом. Оба они устали от перманентного политического напряжения, а избиратели – от них самих. Казалось бы, политтехнологам будет непросто найти новые акценты в привычных образах и свежие, незатасканные слова для электората.

Между тем в стране уже дуют другие ветры. Последовательно и небезуспешно отстраивается вертикаль власти. Суть политических процессов начала двухтысячных можно выразить одним словосочетанием – консолидация элиты. С таким трудом нащупавшая «консенсус» власть ну никак не может демонстрировать раздрай в своих рядах.

Что же происходит в 2003-м на Среднем Урале? Сначала – довольно острая губернаторская кампания с уже привычным для нашего региона вторым туром. Затем – беспрецедентные по накалу борьбы выборы мэра Екатеринбурга, когда Аркадию Чернецкому противостоял поддержанный всей мощью резиденции Юрий Осинцев. Взрыв страстей в уральской столице не просто напоминал конец 80-х, не просто контрастировал с тишиной российского политического ландшафта. Порой казалось, что Средний Урал и вся страна движутся в прямо противоположных направлениях.

...Трейдеры прекрасно знают, как важно правильно уловить формирующийся на финансовых рынках тренд. Для понимающего логику рыночных колебаний игрока доминирующие тенденции являются лучшим другом (знаменитое правило биржевых торговцев: «Trеnd is your friend»). Очень спокойно и надёжно покупать финансовые инструменты у нижней границы обозначившегося коридора и продавать у верхней.

Играть против тренда – рискованное занятие. Играть и при этом выигрывать – высший пилотаж. Когда против понятного всем политического тренда начинает играть целый регион (или город) и добивается своего – это говорит о характере населяющих его людей.

Сколько слов было сказано о том, что противостояние областной и городской власти наносит всем непоправимый урон. Но именно в начале двухтысячных облик Екатеринбурга менялся так, как никогда прежде: именно тогда появились Храм-на-Крови и ДИВС, эффектные кварталы высотных домов в центре города, бесчисленные торговые центры, а по вводу жилья столица Урала обошла другие города-миллионники. Система сдержек и противовесов оказалась действенным способом заставить ИХ подумать о НАС.

Регион-лидер, регион-локомотив, регион-флагман, регион-компас, регион-раздражитель, регион-экспериментатор, регион-бунтарь может позволить себе быть не как все. Когда страна просто «легла на тренд», захватывающие политические баталии на Среднем Урале напоминали всем о возможности альтернативных путей развития.

Идти наперекор и... выигрывать

Дать России первого президента. Добиться первых в стране всенародных выборов губернатора. Построить самый большой в Советском Союзе завод. Отгрохать самый северный в мире небоскрёб. Проложить один из самых сложных в мире по геологическим условиям метрополитен...

Когда Брежнев и Ельцин в Кремле обсуждали перспективы свердловской подземки, они, конечно, и вообразить не могли, что сооружение первой линии потребует тридцати лет. На пути строителей оказались не только скальные породы, но и сложности эпохи реформ, которая совсем не благоволила затратным проектам. Но – почти без помощи центра – Среднему Уралу это оказалось по силам.

Идея проведения в Екатеринбурге выставки ЭКСПО – из того же ряда. Вызовом являлась сама мысль о возможности принять в провинциальном российском городе (пусть даже очень крупном) мероприятия мирового уровня, когда свои услуги предложили Дубай и Сан-Паулу. Вызовом звучала сама тема уральской заявки: «Глобальный ра­зум: будущее глобализации и её влияние на наш мир» (и это в то время, когда мир сотрясают демонстрации антиглобалистов, а само понятие «глобализация» вызывает отторжение у немалой части мировой интеллектуальной элиты).

Уральцам не привыкать действовать наперекор и... выигрывать. Увы: на сей раз мы проиграли. Но об амбициях когда-то закрытого для иностранцев региона узнали во всём мире. И когда-нибудь, будем надеяться, мир прогнётся под нас.

Разумеется, в истории Урала были не только Акинфий Демидов и Василий Татищев, не только генерал Владимир Глинка, 20 лет служивший главным горным начальником, и губернатор Эдуард Россель, два десятилетия руководивший Свердловской областью. Другие, разумеется, тоже что-то делали на своих высоких постах. Но почему-то о большинстве из них сегодня могут вспомнить разве что специалисты-историки.