Дамская революция

Ситуации, когда муж и жена становятся врагами, тривиальны. Истории, при которых они превращаются ещё и в политических противников, хоть и редко, но случаются. Семейная драма, финалом которой становится государственный переворот в крупнейшей империи мира, — уникальна.

Не сошлись характерами

Немецкой принцессе Софии Августе Фредерике Анхальт-Цербстской (будущей императрице Екатерине II) не было и пятнадцати лет, когда она приехала в Петербург для бракосочетания со своим троюродным братом — наследником российского престола Петром Фёдоровичем. Во время одной из первых встреч с будущей супругой он, «по секрету», признался ей в своей любви к... одной из фрейлин императрицы. «Он мне объяснил, что желал бы жениться на ней, но что готов жениться на мне, так как этого желает его тётка», — вспоминала Екатерина.

Екатерина уже была одной из образованнейших женщин своего времени, когда 25-летний Пётр продолжал с лакеями играть в кукольных солдатиков или упражняться с кучерским кнутом, которым хлестал налево и направо. Однажды великая княгиня, оказавшись в комнате мужа, была шокирована: посреди кабинета висела огромная крыса. Пётр вполне серьёзно объяснил, что казнь происходила за преступление по военным законам, так как крыса, забравшись на бастионы картонной крепости, съела двух часовых, сделанных из крахмала.

...Лет двадцать назад на экраны вышел красивый голливудский фильм «Молодая Екатерина», резко раскритикованный нашими соотечественниками за историческую недостоверность. Действительно, в ленте много такого, что способно изумить людей, хотя бы поверхностно знакомых с российской историей. Григорий Орлов (которому в 1744 году было 10 лет) не мог сопровождать юную Екатерину при переезде её в Россию. Екатерина Дашкова (родившаяся в 1743-м) никак не могла в те же годы стать её фрейлиной. Канцлером России в ту пору был не Воронцов, а Бестужев-Рюмин. Отправной точкой государственного переворота стал арест не Григория Орлова, а Петра Пассека. И так далее, и тому подобное.

Но пожертвовав фактографической точностью и упростив запутанную историю, создатели фильма удивительно точно схватили суть времени и его главных героев: ненавидящий Россию и боящийся её Пётр; постепенно становящаяся своей в чужой стране Екатерина; властная и подозрительная, умная и циничная императрица Елизавета Петровна.

В ленте — смертельный риск, бесконечные интриги, придворные шахматные партии, в которых даже те, кто играют на стороне Петра, осознают всё его ничтожество и незаурядность Екатерины. Конфликт фильма точь-в-точь передаёт жизненное противостояние, завязавшееся задолго до петербургских белых ночей 1762 года.

Избиратели есть всегда!

По мнению французского посла в России Бретейля, Екатерина в 1762 году была любима и уважаема всеми так же, как император ненавидим и презираем. Слово «популярность», в наши дни являющееся синонимом успешности публичного политика, оказывается, может быть применено и к феодальной России.

Каким образом иностранка заставила говорить о себе российское общество? Почему стала восприниматься как соотечественница? Чем привлекла симпатии элиты? Секрет её политической технологии содержится в потрясающих по откровенности признаниях в беседе с Н.П. Румянцевым.

«И в торжественных собраниях, — объясняла Екатерина, — и на простых сходбищах и вечеринках я подходила к старушкам (из высшего света — ред.), садилась подле них, спрашивала об их здоровье, советовала, какие употреблять им средства в случае болезни, терпеливо слушала бесконечные их рассказы об их юных летах, о нынешней скуке, о ветрености молодых людей. Сама спрашивала их совета в разных делах и потом искренно их благодарила. Я узнала, как зовут их мосек, болонок, попугаев, дур. Знала, когда которая из этих барынь именинница. В этот день являлся к ней мой камердинер, поздравлял её от моего имени и подносил цветы и плоды из ораниенбаумских оранжерей. Не прошло двух лет, как самая жаркая хвала моему уму и сердцу послышалась со всех сторон и разлилась по всей России».

Избиратели существуют в любой общественной системе. Они есть даже там, где (как в самодержавной России) сама мысль о возможности народного волеизъявления была тягчайшим государственным преступлением.

Политическая и военная элита постекатерининской России предпочла солдафонским замашкам императора Павла гибкость и либерализм его сына. Молодая советская бюрократия во время дискуссий 20-х годов встала на сторону «практика» Сталина, а не гениального оратора Троцкого или интеллектуала Бухарина. Партийная номенклатура 60-х сказала твёрдое «нет» шараханьям и экспериментам Хрущёва, проголосовав за брежневскую стабильность.

Избиратели — будь то верхушка императорской гвардии, дюжина членов политбюро или более ста миллионов обладающих правом голоса граждан современной России — это сумма ожиданий. Талантливый политик на пути к власти всегда аккумулирует эти проекции.

На чём сыграла Екатерина в своём политическом конфликте с мужем? На нежелании страны начинать очередную войну, чтобы отвоевать для родной Петру Голштинии кусок Дании? На конфликте Петра с Православной церковью? На стыде соотечественников от сумасбродных выходок нового царя? Претендентка на трон прекрасно понимала, что в этой стране она — никто. Находясь в молчаливой оппозиции к ненавистному супругу, всячески демонстрируя уважение к традициям, Екатерина превратилась в единственную надежду обеспокоенных сограждан, всерьёз испугавшихся за судьбу России.

За время полугодового царствования Петра III она допустила лишь единственную публичную стычку с ним, но зато какую! В фильме «Молодая Екатерина» эта сцена выглядит так: Пётр с любовницей Елизаветой Воронцовой во главе торжественного обеда по случаю заключения союза с Пруссией, Екатерина — в противоположном торце стола. В ответ на тост царя — «За императорскую семью!» — все поднимаются.

—Почему ты не встала? — раздражённо бросает Пётр супруге.

—Дворецкий, — ледяным тоном произносит наша героиня, — скажите его величеству, что императорская семья состоит из императора, меня и великого князя Павла, нашего сына. Это всё!

—Ты дура! — кричит разъярённый Пётр.

—При каждом дворе должен быть свой клоун, не правда ли? — не теряет присутствия духа Екатерина.

«Исторический» диалог, состоявшийся 9 июня 1762 года, в фильме передан достаточно точно, если не считать, что вместо последней фразы императрица просто расплакалась... Назавтра о нанесённом ей оскорблении говорил весь Петербург. А спустя 19 дней столица присягнула новой государыне.

Зимний взят

Выражение «взойти на престол» весьма точно передаёт суть событий, произошедших 28 июня (9 июля) 1762 года.

Ранним утром с известием об аресте одного из заговорщиков — Пассека в её комнату влетел Алексей Орлов: «Пора вам вставать, всё готово для того, чтобы вас провозгласить». В наёмной, совсем не роскошной карете Екатерина тайком уезжает из Петергофа. В пяти верстах от Петербурга она встречает Орлова-старшего (Григория), и они отправляются в Измайловский полк. «И вот сбегаются солдаты, — вспоминала Екатерина месяц спустя, — обнимают меня, целуют мне ноги, руки, платье, называют меня своей спасительницей. Двое привели под руки священника с крестом; и вот они начинают приносить мне присягу».

Пунктом следующей остановки были казармы Семёновского полка, где звучали крики «Виват!». Затем — Казанский собор, возле которого к победительнице присоединяются преображенцы и Конная гвардия. Карета императрицы, сопровождаемая духовенством и огромными толпами народа, направляется к Зимнему дворцу, где Синод и Сенат уже находятся в сборе...

Россия видала самые разные государственные перевороты. В большинстве случаев действие развивалось в спальнях свергаемых императоров или регентов, куда вторгались заговорщики, либо в кабинетах партийных начальников, когда другие партийные руководители отбывали на отдых...

28 июня 1762 года всё было иначе: заполненная тысячами людей Дворцовая площадь, крики «ура» и императрица, демонстрирующая своего сына восторженным подданным с балкона Зимнего дворца.

А что же Пётр? Пока супруга на арендованной карете триумфально въезжает во власть, он, ничего не подозревая, предаётся развлечениям в любимом Ораниенбауме. В обеденные часы направляется в Петергоф, где по случаю Дня Петра и Павла должны были пройти торжества. И тут-то от придворных узнаёт, что рано утром Екатерина уехала в столицу. Он даже заглядывает под кровать и в шкаф, чтобы удостовериться в её отсутствии.

Тот, кто бывал в Петергофе, знает: отсюда можно разглядеть шпиль Петропавловской крепости. С другой стороны, на западе, хорошо просматривается Кронштадт. Когда в Петербурге, в стороне крепости, был виден дым от интенсивной пушечной пальбы, Пётр легко мог предположить, какое событие отмечает столица. И легко мог отступить на пока ещё неподконтрольный Екатерине остров. Вместо этого он расхаживал по берегу петергофского канала, не зная, что предпринять. Когда же в час ночи (!) галера с императором прибыла-таки в Кронштадт, там уже всем распоряжался посланный новой властительницей России адмирал Талызин, а с бастионов крепости пригрозили открыть огонь. Петру не оставалось ничего другого, как повернуть в Ораниенбаум.

Тем временем Екатерина во главе 14-тысячного войска выступает в поход против свергнутого супруга. Поняв бессмысленность сопротивления, днём 29 июня внук Петра Великого подписывает присланный ему женой акт отречения от престола. Последние несколько дней жизни он проводит в заточении, в местечке Ропша, под надзором Алексея Орлова.

«Попросил он у меня, — вспоминала Екатерина в письме к бывшему фавориту и будущему королю Польши Станиславу Понятовскому, — только свою любовницу, собаку, негра и скрипку, но, боясь произвести скандал и усилить брожение среди людей, которые его караулили, я ему послала только три последние вещи».

По мнению прусского императора Фридриха II, российского самодержца погубило отсутствие мужества: «Он позволил свергнуть себя с престола, как ребёнок, которого отсылают спать».

Республиканка на троне

Малодушие и трусость государя объясняют его поражение в схватке с решительной и целеустремлённой Екатериной, но вряд ли могут пролить свет на причины его политического краха.

Почему одно лицо способно удерживать трон лишь 186 дней, а другое правит долгие 34 года? Почему забытое царствование Петра III воспринимается как историческое недоразумение, а годы правления Екатерины Великой именуются «золотым веком»? Не в том ли секрет, что успешные государственные деятели великолепно чувствуют границы своей власти и стараются их не преступать?

Императоры, генеральные секретари и президенты — самые несвободные в России люди. Просто одни из них никогда не забывали степень своей несвободы и тем самым оберегали свою власть. Другие с момента воцарения вели себя как самовластные хозяева страны и тут же натыкались на сопротивление подданных.

Знаменитую оценку Черчиллем политического процесса в России как схватки бульдогов под ковром можно отнести не только к советскому периоду истории. До поры до времени элита, поднаторевшая в интригах, демонстрирует «монолитное единство». Но вот обществу становится совсем невмоготу, и наверху находятся решительные люди... Перевороты — отличительная особенность российской истории именно потому, что отсутствовали иные способы разрешения конфликтов между властью и подданными.

В открытом обществе споры решаются на парламентской трибуне, а также путём торга между политическими силами. В атмосфере несвободы не остаётся ничего, кроме выхода гвардейских частей из казарм либо сговора за спиной генсека. Семейная драма, вылившаяся в переворот, — безусловно, вещь уникальная. Но сам способ смены политического режима для России в 1762-м году, увы, банален.

А разве во времена Петра I или Сталина, скажете вы, подданным было «вмоготу»? Тем не менее власть оставалась незыблемой! Ну, во-первых, мастера политической интриги существовали и тогда. А во-вторых... В том-то и дело, что в эпоху постройки властной вертикали противоречия загнаны внутрь, пытаться решать их снизу смерти подобно. Но вот вертикаль возведена, политическое пространство зачищено, внушавший страх лидер сходит со сцены по естественным причинам... И тут следует длинная череда дворцовых потрясений: будь то прямые свержения императоров или перераспределение влияния среди партийных вождей. Изощрённость подковёрной борьбы в советском политбюро, пожалуй, даже превосходила накал борьбы придворных группировок XVIII века.

Пётр III заключает мир с Пруссией, лишая Россию всех завоеваний в Семилетней войне. Он начинает изъятие церковных земель, игнорируя недовольство духовенства. Он плюёт на мнение своих же сподвижников (Воронцова, Миниха, Трубецкого), которые умоляют отсрочить на год непонятный народу поход против Дании. И даже хочет услать на эту (так и не успевшую начаться) войну гвардейские части из Петербурга... При таких поворотах в политике лояльность элиты не мог обеспечить даже его знаменитый указ о вольности дворянства.

Начитавшаяся Вольтера и Монтескье Екатерина II, казалось бы, могла перевернуть в стране всё. Могла, но как долго бы тогда просидела на троне? Вместо этого — осторожные, но давно назревшие преобразования.

Губернская реформа Екатерины определила территориальное устройство России (просуществовавшее вплоть до 1917 года). «Жалованная грамота городам» провозгласила элементы местного самоуправления. Новый таможенный тариф и манифест о свободе предпринимательства облегчили экономическую деятельность. Впервые в своей истории Россия стала мировым лидером по выплавке чугуна совсем не в годы сталинских пятилеток, а при Екатерине.

И при всём этом — подавление малейшего недовольства, неприкосновенность крепостного права, расцвет бюрократического аппарата, ссылка Радищева и борьба с Французской революцией. Называвшая себя «республиканкой на троне» государыня хорошо чувствовала требования системы. Деспотизм, даже в его просвещённой форме, оставался деспотизмом.

Спасибо за услуги

Если изучать «дамскую революцию» по запискам Екатерины Дашковой, то именно она может показаться главной движущей силой переворота. Вот вечером 27 июня Дашкова требует от Алексея Орлова «стрелой мчаться в Петергоф» и везти императрицу в город. Вот восторженный народ несёт её через площадь «высоко над головами» к Зимнему дворцу, куда уже прибыла Екатерина. Вот дальновидная подруга растолковывает императрице, что нельзя допустить приезда её супруга в столицу. Затем две главные дамы «революции» облачаются в мундиры гвардейцев и во главе войска направляются в поход против свергнутого императора. Интересно, как выглядели бы воспоминания братьев Орловых, реши они подробно описать те события?

Дашкова — безусловно, ближайшая сподвижница Екатерины. Но она же — племянница канцлера Михаила Воронцова, игравшего на стороне Петра III, и родная сестра фаворитки императора Елизаветы Воронцовой. Она же — ещё и племянница наставника великого князя Павла Петровича (ему тогда шёл восьмой год) Никиты Панина. Так это Дашкова продвигала Екатерину на трон? Или, наоборот, тридцатитрёхлетняя женщина, ставшая опытным политиком, использовала девятнадцатилетнюю «подругу» как агента влияния в самых разных придворных группировках?

И Дашкова, и Панин сходились на том, что Екатерина не имеет никаких прав на престол, она может быть лишь правительницей при своём сыне. Братья Орловы не допускали иного варианта, кроме провозглашения Екатерины полновластной российской государыней. Угадайте, какой из вариантов был по душе самой опальной супруге императора...

29 июня в одной из комнат Петергофского дворца Дашкова увидела Григория Орлова, лежавшего на канапе и вскрывавшего пакеты, предназначенные императрице. В тот же день Екатерина попросила сподвижницу поддержать её против Орлова, который настаивал на увольнении его от службы:

—Подумайте, какую я высказала бы неблагодарность, если бы согласилась исполнить его желание.

«С той минуты, — пишет Дашкова, — я поняла, что Орлов был её любовником, и с грустью предвидела, что она не сумеет этого скрыть».

Хороша подруга! За два с половиной месяца до переворота Екатерина родила сына, отцом которого был Григорий Орлов, а проницательная и сверхосведомлённая Дашкова лишь теперь делает удивительное открытие.

Знал ли Пётр о внебрачном сыне супруги? Принято считать, что нет. В последние месяцы беременности она старалась не появляться на людях, ссылаясь на траур по почившей императрице и недомогание. К тому времени августейшая семья давно разошлась если не юридически, то фактически — по разным покоям Зимнего дворца.

Но недели за три до родов ей пришлось предстать перед супругом — он настоял на их совместной поездке в Шлиссельбург. Хотел ли император лишь познакомиться с содержащимся там Иваном Антоновичем (императором, свергнутым с престола Елизаветой в 1741 году)? Или намеревался ещё и проверить слухи о беременности супруги и показать ей место её будущего пребывания? Довольно скоро уже Екатерина отдаст приказание готовить покои в Шлиссельбурге для своего мужа, да только они ему не понадобятся.

11 апреля 1762 года, когда у Екатерины начались схватки, её преданный камердинер Василий Шкурин поджёг собственный дом. Пётр вместе с толпой придворных поехал поглазеть на грандиозный пожар, императрица же тем временем разрешилась от бремени.

2 июля 1762 года, когда Пётр должен был прибыть в столицу, заговорщики собирались поджечь крыло Зимнего дворца. Предполагалось, что император-пироман обязательно туда ринется и «погибнет при несчастном случае». Но арест Пассека заставил Орловых и Дашкову ускорить события.

Княгиня Екатерина Романовна Дашкова была щедро вознаграждена и... отодвинута от дел. А что ещё должна была сделать новая государыня, когда после «кончины» Петра III «подруга» бросила ей в лицо: «Эта смерть случилась слишком рано для вашей славы и для моей». Граф Григорий Григорьевич Орлов тоже, впрочем, не стал ведь законным супругом государыни, как рассчитывал.

Уже оказанная услуга мало чего стоит. Соратники ждут от своего ставленника благодарности, а он не желает оказаться их заложником. Они готовы трубить о своих заслугах в решающие часы, а он предпочёл бы забыть многое.

Почему активный участник возведения на престол Елизаветы Петровны Иоганн Лесток спустя семь лет был арестован, а затем оказался в ссылке? Почему организатор убийства Павла I Пётр Пален сразу же после переворота был уволен от службы и отправлен в изгнание? Ровно потому же, почему после свержения Хрущёва председатель КГБ Владимир Семичастный был переведён на работу в Киев, а «железный Шурик» — Шелепин — отправлен руководить профсоюзами («выдавать путёвки», как язвил Брежнев).

«Его нет на свете»

Дамская революция Екатерины вполне могла стать первой в истории бархатной революцией. Не стала, потому что 6 июля (то есть на девятый день после переворота) императрица получила от Алексея Орлова знаменитое письмо:

«...Матушка! Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на Государя! Но, Государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князем Фёдором; не успели мы разнять, а его уже и не стало...».

Подлинник этого документа не сохранился: Павел I, найдя письмо в шкатулке умершей матери, сжёг его. Историческое послание тем не менее успели увидеть другие члены императорской фамилии и придворные — до наших дней дошла его копия.

Копия — стало быть, фальшивка? Так до сей поры считает часть историков. Те же, кто с ними не согласен, указывают на подлинность чувств, выраженных в послании, и на иные свидетельства насильственной смерти Петра III.

Весьма осведомлённый советник датского посольства в Петербурге Андреас Шумахер считал, что Петра задушили ружейным ремнём. По его версии, главный исполнитель убийства — Швановиц — был тотчас произведён в капитаны, получил в подарок 500 рублей и... был переведён в отдалённую часть, в Сибирь.

Секретарь французского посольства в России Рюльер утверждал, что Алексей Орлов и статский советник Григорий Теплов сначала попытались отравить свергнутого императора, а потом удушили его. Убийцы (в числе которых, по свидетельству Рюльера, были также «младший князь Барятинский и некто Потёмкин, 17 лет от роду») «стянули салфеткою шею сего несчастного императора, между тем как Орлов обеими коленями давил ему на грудь и запер дыхание».

Дашкова, видевшая Екатерину грустной и растерянной в те дни, всю жизнь считала её непричастной к убийству в Ропше, виновность же Алексея Орлова у неё не вызывала сомнений.

Никто из серьёзных исследователей не отрицает, что после переворота (возможно, на фоне нервного потрясения) у бывшего императора начались желудочные боли. Но никто и не рассматривает «геморроидальные колики» — о них сообщалось в официальном манифесте — как причину смерти Петра III через считанные дни после свержения.

«Самое тяжёлое бремя»

В начале 2000-х увидел свет основательный труд Маргарет Тэтчер «Искусство управления государством: стратегии для меняющегося мира». Анализируя особенности развития самых разных стран, экс-премьер Великобритании подробно и чрезвычайно интересно пишет о России.

«Очень точно подмечено, — замечает она, — что самое тяжёлое и неумолимое бремя России из всех, которые ей доводилось нести, — это груз её прошлого». По мнению Тэтчер, стиль правления русских царей, владевших необъятными территориями объясняет многое в современной России.

Во-первых, указывает железная леди, цари не признавали ничьих прав собственности, кроме своих — они и государством распоряжались так, словно оно принадлежало им, а в собственниках видели лишь ответственных арендаторов. Во-вторых, не допускали ни малейшего контроля над своей властью. В-третьих, их отношения с Церковью приобрели форму необычного симбиоза. Эти три элемента удивительным образом переплелись с четвёртым — путём, на котором становление государственности в России совпадало с превращением её в империю.

«Представителям западных стран, прибывавшим в царскую Россию, сразу же становилось ясно, что они сталкиваются с чем-то совершенно чужеродным и неевропейским», — констатирует баронесса Тэтчер. И тут же цитирует фрагмент воспоминаний маркиза де Кюстина, посетившего Россию в 1838 году:

«Характеристику политическому состоянию России можно дать в одном предложении: это страна, в которой правительство говорит то, что ему нравится, поскольку право говорить имеет только оно... В этой стране к историческим фактам относятся ничуть не лучше, чем к святости клятвы... Даже мёртвые не могут избежать капризов того, кто правит живыми».

...Долгие годы царствования Екатерины её предшественника на троне старались не упоминать точно так же, как при Брежневе «не помнили» Хрущёва. Зато Павел I в буквальном смысле вынул из могилы останки убитого императора: они были подвергнуты процедуре коронования с соблюдением всех необходимых обрядов.

Потрясённые коронацией скелета современники спустя несколько дней — 2 декабря 1796 года — наблюдали ещё более жуткое зрелище. В темноте зимнего вечера по Невскому тянулась длинная процессия — более тридцати карет, обитых чёрным сукном при колеблющемся свете факелов. Впереди катафалка с мощами Петра III императорскую корону по повелению нового императора нёс... Алексей Орлов. А ещё через несколько дней Екатерина II и Пётр III были захоронены рядом в Петропавловском соборе.

...За много лет до того Екатерина зазывала в Россию известного французского энциклопедиста д`Аламбера — ей очень хотелось, чтобы он стал воспитателем наследника престола. Отклонив предложение, просветитель рассыпался в комплиментах «величайшей из монархинь Вселенной»: «Мне кажется, что великому князю, имеющему по счастью такую мать, как вы, не нужно ни воспитателей, ни книг».

В письме же к Вольтеру д`Аламбер объяснил: «Я подвержен геморроидальным коликам, а они очень опасны в этой стране».