Константин Комаров. Поэт, литературный критик, литературовед

6 апреля 2017, 20:39
Поэт, литературный критик, литературовед Константин Комаров. Фото: Павел Ворожцов

Поэт, литературный критик, литературовед Константин Комаров. Фото: Павел Ворожцов

Родился в 1988 году в Свердловске. Поэт, литературный критик, литературовед. Выпускник филологического факультета Уральского федерального университета им. Б.Н. Ельцина. Кандидат филологических наук. Автор литературно-критических статей в журналах «Новый мир», «Урал», «Вопросы литературы», «Знамя», «Октябрь» и др. Лауреат премии журнала «Урал» за литературную критику (2010). Лонг-листер (2010, 2015) и финалист (2013, 2014) премии «Дебют» в номинации «эссеистика». Лонг-листер поэтических премий «Белла» (2014, 2015), «Новый звук» (2014), призер поэтических конкурсов «Критерии свободы» (2014), «Мыслящий тростник» (2014). Участник Форума молодых писателей России и стран СНГ в Липках (2010, 2011, 2012, 2014, 2015, 2016). Стихи публиковались в журналах «Звезда», «Урал», «Гвидеон», «Нева», «Новая Юность», «Волга», «Бельские просторы», «День и ночь», различных сборниках и альманахах, на сетевом портале «Мегалит», в антологии «Современная уральская поэзия» и др. Автор нескольких книг стихов. Участник и лауреат нескольких поэтических фестивалей. Живёт и работает в Екатеринбурге.

***

Три звёздочки на небе в ряд,

как будто над стихом.

Под ними неохота врать

и думать о плохом.

Под ними правильней молчать,

и бережно дышать,

 и ночи вечную печать,

как пульс, в себе держать.

И молча говорить прости

кому-то никому,

и тихо над собой расти

 в божественную тьму.

***

Подняв своё измученное тело,

как из капкана вылезшая мышь,

по Малышева шляясь ошалело,

ты думаешь: всё кончено, малыш…

Не поняли тебя, не оценили,

прогнав метафизическим пинком…

В унынье ты заходишь в пиццу-мию,

заказываешь крылышки с пивком…

И ешь, и пьёшь, и пожинаешь лавры

беспечного похода напролом,

и веришь в то, что не ошибся в главном,

и брошенному богу бьёшь челом…

Но, на пустой стакан нахмурив брови,

себя одёрнешь в нужном падеже:

ты столько лет по Малышева бродишь,

свернул бы на Восточную уже… 

***

Так любят начинать со слова «так»

стихи о безысходности, однако

из всех иных панических атак

поэзия – последняя атака.

И позволяя миру угнетать

себя, ты избавляешься от ада.

Но всё не так, не так, не так, не так –

как будто бы ты знаешь так, как надо.

***

Сегодня шёл снег,

а я вчера слёг –

вокруг меня сверк-

анье и шёлк.

Бумага лежит,

событьем не став,

на сердце у лжи

отныне нет прав.

 

Скажи мне, что я

не знал бы и так –

что шепчет, штормя

октябрьский мрак,

 

не видимый нам,

не слышимый нам,

идущий по снам,

как по головам, –

 

простой имярек,

валящийся с ног –

варяг или грек,

а может быть – бог.

***

День был присыпан, и побелен,

и страшен, как Толстой в гробу,

и я увидел новый берег 

в свою позорную трубу.

Он восставал за дней туманом

и расстилался, как кровать,

но был оптическим обманом,

как начал я осознавать:

всего-то я жирок на попе

в мечтах пиратских нагулял,

да в оскоплённом телескопе

последний треснул окуляр,

да рядом мой дружбан по дури

глотает текстов мумиё,

и всё выпрашивает бури,

и не дают ему её.

***

Чужие глаза помигают,

не выдав тебе ничего,

родные глаза помогают

увидеть себя самого.

Есть взгляды, что вжались летально

в сетчатку пустую мою,

их часто я переедаю

и дальше не передаю,

и после, в бредовом броженье,

хочу, распаляя сердца,

выращивать их выраженье

на почве сырого лица.

Но взгляд твой – всегда позолочен,

и радостней день ото дня,

и мой дребезжит позвоночник,

когда ты глядишь на меня.

Хватило бы только терпенья

в себя столько счастья вмещать

и к таинству тёплого зренья

почаще иных причащать.

***

Под ливнем ошалелым взмок репейник,

как будто бы простуда у творца,

но он переболев, не перебелит,

в черноты обращенного лица.

Лица, листа… Ни почерка, ни почек

он не изменит, чувствуя вину.

Не потому что просто не захочет,

а потому что отйдёт ко сну.

***

Светит чистая страница,

белизной своей слепя,

я хотел бы отстраниться

от неё и от себя,

чтобы тем её заполнить

что важнее этих дней,

чтобы навсегда запомнить

то, что напишу на ней.