«Я ваше зеркало, чего пенять...»
7 октября 2014, 09:44
В постановке много хореографических вставок. Кстати, танцы ставил Вячеслав Белоусов, заведующий кафедрой пластической выразительности ЕГТИ. Фото: Павел Кошкин.
В Свердловском академическом театре драмы состоялась премьера долгожданного спектакля по роману Алексея Иванова «Блуда и МУДО». Пьесу по этому произведению написал Олег Богаев, а кастинг на роль режиссёра-постановщика выиграл молодой московский художник — Алексей Логачёв. В итоге «FAKE» — это история войны в системе образования, где простые преподаватели кружков сражаются за свои права с корыстным начальством. Корреспондент «ОГ» поговорил о премьере, театральных процессах в Екатеринбурге и современном зрителе с самим режиссёром.
Досье «ОГ»
Алексей Логачёв родился 16 октября 1985 года. Режиссёр, драматург, актёр. Окончил ГИТИС.
— Алексей, поздравляем вас с премьерой! Довольны результатом?
— Великий режиссёр Питер Брук говорил: «Премьера — самое плохое, что есть в театре». Ажиотаж, нагнетание обстановки, критически настроенные люди… А ведь это только первая встреча спектакля со зрителем. Мейерхольд был уверен, что спектакль рождается после 40–50-го представления. Я надеюсь, мы будем продолжать работу над постановкой. Мы не довольны тем, что она получилась такой долгой. Скрепя сердце, откидывали многое, но когда собрали весь спектакль — только второй акт шёл два часа пятнадцать минут.
— Некоторые в день премьеры пришли в театр сравнить спектакль с книгой Иванова…
— Каждый по-своему понимает, про что этот роман. Когда мы говорили с директором театра перед сдачей спектакля, я понял, что вычитываю из него вообще что-то другое. Люди давно уже перестали на режиссёров ходить в театр. Ходят на известных артистов или сравнить постановку с литературным произведением. Не понимаю желания увидеть книгу в спектакле. Раньше зритель шёл в театр Захарова, Любимова, Эфроса. Потому что было интересно, что режиссёр думает по поводу какого-то произведения. Возможно ли такое отношение к театру сегодня — не уверен.
— Искушённому зрителю не хватило лёгкой «ивановской иронии» в вашем спектакле. Вы с этим согласитесь?
— Я не очень понимаю, о какой лёгкости речь. История-то серьёзная. О том, что мы беззащитны перед каким-то произволом, внешними силами и не всегда способны противостоять. Порой нам нужен кто-то, кто нас из этого вытащит. И твоих громадных усилий в достижении цели может быть недостаточно. Наша главная цель — свою мысль высказать, а если вам хочется ивановской лёгкости — читайте ивановские книги, а не ходите на логачёвские спектакли. Хотя мой отец тоже сказал, что у меня получился сложный спектакль, в который надо мозгами въезжать. И действительно, все мои другие работы более эмоциональные, что ли. А здесь структура такова — если отключишься на несколько мгновений, уже потеряешь логику развития событий.
— Вы отобрались для работы на этом спектакле через кастинг. В чём секрет успеха?
— В искусстве, тем более между режиссёрами, нет соревнования. Так получилось, что моя эстетика, видимо, показалась нынешнему руководству близкой. Но это было хамское, бесцеремонное обсуждение. Пожалуй, только в Москве в такой жёсткой форме люди способны говорить об искусстве. Я всегда любил Екатеринбург, но то, что я увидел, находясь внутри театрального процесса здесь, — мне очень не понравилось. Не понимаю я и постоянных сравнений с Колядой. Николая Владимировича я очень уважаю, люблю его творчество. Но я не подражатель. Да, мы многое впитываем — и от своих учителей в том числе. Как ребёнок бывает похож на своих родителей. Но порой складывается ощущение, что в Екатеринбурге никто ничего, кроме Коляды, не видел.
— В спектакле много выразительных средств. Это необходимо, чтобы удерживать внимание зрителя на протяжении трёх часов?
— Все говорят, что современный человек потребляет очень много информации, что ему не надо долгих спектаклей. Потому что информацию нужно перерабатывать быстро. Но вот один мой педагог сказала: «Я еду в метро на работу, смотрю на людей — и не вижу, чтобы они там перерабатывали какую-то информацию». Но ничего плохого нет в том, что режиссёр пытается на долгое время удержать внимание публики. Другое дело, что как только ты пошёл у зрителя на поводу — ты перестал быть художником. Нужно делать такой спектакль, который бы хотел смотреть ты сам.
— В зале «цикали» в определённые моменты. Люди посчитали, что кое-где вы опустились до пошлости.
— Это ханжество. Они пришли в театр и говорят: «Вот нам, пожалуйста, без слова «жопа», вы никого не гладьте на сцене, не целуйтесь». Но вы произносите эти же слова, вы так общаетесь — вы действительно такие, не надо о себе много думать. У людей немного смещается оптика, когда они приходят в театр, как будто что-то переключается, все становятся непомерно культурными. Но я в данном случае ваше зеркало, чего на него пенять?