– Киностудия выступила инициатором создания в Свердловской области кинокомиссии и системы рибейтов. Как скоро все это заработает?
- Знаю, что уже готов регламент. Надеюсь, совсем скоро работа будет запущена. Важно понимать, что кинокомиссия – это не просто кешбэк за потраченное, это – ежедневная работа на местах. Например, когда в Перми состоялся конкурс, уже через 20 минут мне позвонил Павел Печенкин (гендиректор «Пермкино», член кинокомиссии Пермского края. – Прим. «ОГ») и сказал: «Приезжай, мы тебя тут встретим кинокомиссией. Найдем нужного человека, все будет хорошо…»
Представители кинокомиссии Свердловской области уже летали с нами на Балтийский культурный форум, чтобы познакомиться с кинокомиссией Калининграда, обменяться опытом. Летом на фестиваль «Одна шестая» к нам должен приехать министр культуры Калининграда Андрей Ермак и вместе с нашим министром культуры Светланой Учайкинойони расскажут, зачем все это нужно региону с точки зрения экономики, почему надо охотиться за проектами кинематографистов.
– Правильно понимаем, что как раз со следующим вашим фильмом «Сломя голову» вы хотите использовать систему рибейтов?
- Ну конечно, надо на себе все проверить: и рибейты, и работу кинокомиссии. Разведка боем. Тогда коллегам уже смогу спокойно говорить: «Ребята, у нас все работает, я через это лично прошел». Понятно, что сразу все идеально не будет, но надо стремиться.
– И эту картину вы полностью хотите снимать в Екатеринбурге?
- Да. В июне-начале июля приедем отбирать локации, натуру, объекты. Поймем, будем ли строить декорации в павильонах или работать в жилых интерьерах.
– Летом же должен состояться I Международный фестиваль дебютов евразийского континента «Одна шестая». В Екатеринбурге много лет существует «Кинопроба». Не будут ли они пересекаться?
- Безусловно, это два принципиально разных фестиваля. «Кинопроба» – фестиваль учебных, студенческих работ. С большим удовольствием его в прошлом году посетил, посмотрел, как работает команда. Директор фестиваля Лилия Немченко, кстати, вручала нам приз за «Подельников» на «Кинотавре». Лилия Михайловна будет также программным директором «Одной шестой», а президентом – Алексей Федорченко.
Я объясню, почему фестиваль дебютов необходим региону. Есть Пусанский кинофестиваль, и без него, я уверен, не было бы сейчас бума южнокорейского кино. Получается, что этот смотр вырастил корейское кино до «Оскара». Я не знаю, получится ли так же у нас – у корейцев на это ушло довольно много времени, лет двадцать, – но они занимались именно дебютным кино своего региона.
Мы на киностудии поняли, что самый древний бренд на Урале – это столкновение плит: европейской и азиатской. Самое место, чтобы сделать фестиваль, который будет встречать кинематографистов-дебютантов из Европы и Азии. В чем наш расчет? Если человек снял первую картину, то, скорее всего, он будет делать вторую. И возможно, кто-то из них будет снимать на Урале.
– В программу «Одной шестой» войдут отечественные игровые и документальные картины?
- Заявки ожидаем со всей России, а также из ближнего зарубежья, Сербии, Греции, Индии, Ирана, Китая и других стран. Также на фестивале обязательно будут работать деловая площадка, профильные лаборатории. Очевидно, что кинематографически развитый регион без большого индустриального события немыслим. Это способ открытия нашей области для других. Знаете, некоторые московские продюсеры меня спрашивают: «А Иркутск дальше или ближе Екатеринбурга?» Чтобы вы понимали уровень знания географии некоторыми современными кинематографистами. Надо как-то менять ситуацию. «Одна шестая» – прекрасный способ заявить о регионе.
– Насколько понимаем, у киностудии появился производственный план. Что делается на данный момент, какие фильмы ждать в ближайшем будущем?
- У нас в работе две полнометражные документальные картины, одна игровая, несколько проектов мы подали на конкурс, чтобы получить финансирование министерства культуры. Среди них – два дебюта, одна заявка на авторское кино. Но у нас нет никаких преференций или блата. Мы должны каждый раз доказывать, что можем снимать хорошее кино.
Также работаем над проектом про Уральский добровольческий танковый корпус, готовимся к производству документального фильма о писателе Владиславе Крапивине, уже нашли режиссера.
Очень хотим организовать курсы для артистов театров. Мы столкнулись с тем, что московские кастинг-директоры и режиссеры, да даже наши местные режиссеры практически не знают региональных артистов. Второй момент: далеко не все актеры умеют существовать в кинокадре. Понимаете, это совсем другие скиллы. Но при наличии актерского аппарата на воркшопах этому учат. В Китае, в Европе – везде. У нас тоже программа собрана, осталось найти деньги. Будем в начале июня пытаться выиграть конкурс на поддержку проекта.
В кинотеатрах продолжается показ дебютной игровой картины Евгения Григорьева «Подельники». Это история про уральскую глубинку, где мальчик хочет отомстить за убийство отца. И все вокруг знают, кто реальный преступник, но молчат. «Подельников» представляли в основной программе 32-го «Кинотавра», где исполнителю главной роли – Павлу Деревянко – присудили приз за лучшую мужскую роль.
– Евгений, в игровом кино вы – дебютант. Следовательно, и такой зрительский интерес испытываете впервые.
- Вы правы, мои картины до этого не смотрели так много людей одновременно. Некоторые говорят, что неигровое кино – гетто кинематографа. А я считаю, что это элитарный клуб. И в этом элитарном клубе было, конечно, меньше зрителей. «Подельников» же посмотрело больше 50 000 человек. Поэтому в какой-то степени такой интерес действительно в новинку.
– И как себя ощущаете?
- Так же. Я кино занимаюсь давно. А до этого занимался журналистикой, вел программу «Уральское времечко». Меня показывали по телевизору 192 раза в неделю во время рекламных пауз, поэтому я довольно быстро стал телезвездой. И понял, как это делается и чего стоит. Что касается отклика, то свой первый большой приз я получил тоже на «Кинотавре», в 2002 году – за неигровую картину «Лёха online». И вопросы тщеславия, звездной болезни уже тогда были купированы. Конечно, 20 лет назад не было социальных сетей, а сейчас у меня взорвался «директ». Пишут со всей страны, из ближнего зарубежья, – отовсюду, где идет картина. Спрашивают: «Кто все-таки убил Людоеда?» Присылают баллистические разборы, анализ сцены. Это удивительно. Раньше гадали, кто убил Лору Палмер, а теперь – кто Витю Людоеда.
– И кто его все-таки убил?
- Не знаю (смеется). Мой оператор уверен, что убили бабушки. Они могли взять оружие, ведь все равно им после 70 лет ничто не грозит. Это шутка, конечно. Важно, что эта загадка оставляет пространство для зрительских размышлений. Ведь главное случается не на съемочной площадке, а в зрительном зале. Подобные вещи включают различные реакции: кто, почему, зачем. Заставляют задуматься, у кого какая нравственная система координат.
– Давайте поговорим про ваш творческий метод. Делали вы картину с полным погружением. Поехали в экспедицию в Пермский край, жили там, снимали. Получается, что в игровом кино подход к процессу у вас остался вполне документальным?
- Это погружение, конечно. Пашу Деревянко мы утвердили под Новый год,Юру Борисова и Лизу Янковскую – еще в ноябре. Мы собрались и поехали с ними в Кын – на место съемок. Есть такой этап как «прешутинг». Это предварительные съемки, когда еще нет костюмов, всего оборудования, реквизита, техники и так далее. «Прешутинг» редко делают, но как дебютант и сопродюсер картины я настоял, чтобы он был. Мы сняли несколько сцен на простой фотоаппарат и посмотрели, как все это будет работать. Три дня были в Кыну, читали сценарий, уточняли его, разбирались. В феврале уже приехали на съемки. Паша был все время в одежде своего героя, ходил на рыбалку. Можно сказать, жил жизнью Вити Людоеда.
Между этими этапами был очень длинный кастинг детей: мы посмотрели больше 500 ребят. Мы приезжали в маленькие, но самые важные очаги культуры – Дома культуры. В очередной раз я убедился, насколько они важны. Это очаг тепла, гуманистических идей. Там мы встречались с детьми и отобрали двоих ребят. Ярослава – главного героя – правда, встретили не там, а случайно нашли в кафе в Лысьве.
А про сам метод: я очень боялся, что на экране будет много художественной неправды. И мы с этим работали. Почти все животные сняты документальной камерой. Например, Андрей Ветошкин, который прошел нашу лабораторию «Код города» в Первоуральске, снял все сцены наблюдения через бинокль. Он получал с утра задание и уходил на киноохоту. Да и как снимать животных не документально? Синицы не поддаются дрессировке. Как было заставить птицу сесть на голову? Никак.
– И условия самые реальные. Видно, например, когда актерам холодно.
- Вы понимаете, то, что мы сделали, могут только дебютанты. У Паши Деревянко был драматический дебют, у меня – игровой. Все были готовы к тяготам и лишениям. Правда, не знали, что будет настолько серьезно: например, что температура будет аномально низкой за 15 лет, и на улице будет минус 44, когда объективы замерзают. Работали по 18 часов, я уехал со съемок в госпиталь для ветеранов войн с давлением 210. Ну ничего, выжили. Правда, сейчас, если открываю сценарий, и там написано: «Белым-бело, метет поземка…» – сразу закрываю (смеется).
– У Павла Деревянко удивительная роль: вышел за рамки своего амплуа и сыграл убийцу. Причем прошел к вам в фильм только с третьего раза.
- Паша измучился от своего образа. Когда ты работаешь с таким крутым и опытным артистом, он сам все понимает, знает, что получилось, а что – нет. При том что он вообще на пробы не ходит, к нам он приходил трижды. Артист же сначала выбирает текст, а потом режиссера. И ты не должен быть с артистом в сопротивлении на площадке. Нужно сотрудничать. Ладно, вы еще будете в мае на опушке в шортах спорить, а если вы в минус 37 в Перми – это больно… Поэтому мы просто пытались сделать максимально хорошо. И Юра Борисов – замечательный артист, наше национальное достояние. Я знаю актеров разных способностей, глубины, подхода, и Юра – удивительный человек. Без Юры, Паши, Лизы этой картины бы не было. Мы сделали ансамбль. Сделать его, собрать как мозаику, очень сложно. Потому что искра должна быть между ними, а не в каждом по отдельности.
– То есть Павел понимал, что сможет из себя достать Людоеда, но не сразу?
- Он довольно долго работал над этим. Паша на самом деле добрый и теплый человек. И это позволило создать объем персонажа. Ведь за этой звериной шкурой мы чувствуем парня, у которого жизнь могла сложиться по-другому. Людоед в какой-то степени притягательный человек. Мне не хотелось делать картонное зло, какое-то комиксное. Мы даже смотрели фильм «Леон» – как Жан Рено играет. Получилась инверсия: там киллер и девочка, а у нас – мальчик и тренер. Но там гангстеры, а у нас какие гангстеры в русской деревне? Дорогу заметет, и все равно к соседу за спичками идти. Я сам из деревни и понимаю, что там открытый конфликт – это отчаянная вещь. Люди стараются все-таки в маленьких сообществах – не только в России, везде – сохранить гомеостаз. Мы такой герметичный мир и пытались создать.
– Кстати, ваши первые зрители же были как раз в Кыну. Как они восприняли картину?
- Да, мы делали премьеру в Кыну, и вот что я хочу сказать. Мы часто слышим фразу: «Зритель не поймет, ему надо попроще». И в этом какое-то высокомерие. Все зритель понимает! Жители Кына вышли с показа и пересказали все, что я хотел сказать: да, своими словами, но очень понятно. Мне пишут сейчас: «Как ты узнал эту историю?! У нас была такая же!» С разной степенью совпадения, но так. И, повторюсь, не только у нас, в России.
– Художественным руководителем «Подельников» значится Алексей Федорченко. Какую роль он сыграл в создании фильма?
- Он помогал уже на этапе монтажа, занимался драматургией. Но мир Леша не создавал. Потому что каждый режиссер должен создавать свой мир самостоятельно. Он смотрел, чтобы я не был слишком подробен и даже сделал свою версию монтажа картины. С чем-то я согласился, с чем-то – нет. Самое главное, что он снял с меня страх дебютанта перед тем, чтобы сильно менять конструкцию, показал валентность материала. Потому что когда режиссер снял и смонтировал, ему кажется, что по-другому быть не может. Оказалось, что это не так. После «Кинотавра» я сильно перемонтировал картину, вынул из нее 11 минут, потому что для проката нужна была более ритмичная версия. Кстати, помимо Леши на «Кинотавре» поговорил с Андреем Сергеевичем Кончаловским, с Александром Коттом, Костей Статским. Кто-то говорил: «Женя, от этого можно смело отказаться», другие: «Нет, это обязательно нужно оставить». Целый лист комментариев получился. После чего мы собрали картину в том варианте, в котором сейчас ее видят все. Но есть еще другая версия, более тягучая. Некоторым она нравится больше.