«Выбор Сенчина»
26 октября 2020, 16:07
Фото: Максим Земсков
На сей раз собеседник в рубрике «Читаем с пристрастием» – представитель не одного федерального толстого литературного журнала, а нескольких. Да, известный писатель Роман СЕНЧИН публиковался в журналах «Знамя» и «Новый мир», «Наш современник» и «Дружба народов». В 2017 году переехал в Екатеринбург, объясняя это тем, что «время, когда писатели стремились в Москву, прошло». С тех пор Урал по-доброму считает Сенчина своим. Правда, Сенчин спустя несколько лет покинул Екатерибург, переехал. Правда, не в Москву… Но уральцы продолжают внимательно, почти по-родственному следить за его писательской карьерой, выходящими книгами. А потому – внимание: очередной выпуск «Урала», единственного в регионе толстого литературного журнала, читает не столько критик, сколько прежде всего писатель, прозаик.
Наш собеседник…
Роман СЕНЧИН – российский прозаик, литературный критик.
Родился в городе Кызыле Тувинской АССР. Окончил Литературный институт имени Максима Горького.
- В 2003–2014 годах работал в газете «Литературная Россия». Публиковался в журналах «Знамя», «Новый мир», «Наш современник», «Дружба народов», «Урал» и других изданиях. Автор двух десятков книг прозы, публицистики и литературно-критических статей, в том числе «Афинские ночи», «Минус», «Вперёд и вверх на севших батарейках», «Московские тени», «Не стать насекомым», «Елтышевы», «Зона затопления», «По ходу жизни», «Петля».
- В 2009 г. роман «Елтышевы» входит в шорт-листы литературных премий «Большая книга», «Русский Букер», «Ясная Поляна», «Национальный бестселлер», получает много критических отзывов.
- В 2011 г. роман «Елтышевы» вошёл в шорт-лист премии «Русский Букер десятилетия».
- В 2012 г. Роман Сенчин получает премию Правительства РФ.
- В 2015 г. – третья премия «Большая книга» (за роман «Зона затопления»).
- В 2017 г. – премия «Писатель XXI века» в номинации «Проза» (за книгу «Постоянное напряжение»).
По мнению критика А. Рудалёва, «Сенчин представляет себя таким, каким его привыкли видеть: нелюдимый человек в чёрном и пишущий депрессивную прозу. Он этим вводит в заблуждение и многие заблуждаются. На самом деле это очень светлый писатель, при этом предельно серьёзный».
Как «доработать Вселенную»? А главное – зачем?
– Повесть «Однажды летом мы спасли Джульетту» интонационно напомнила любимый фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён». Тот же «угол зрения» – пацан с недетской иронией живописует, как волею случая попал в театральный кружок и как они ставили Шекспира. При этом очень точные наблюдения о мире – праведном менторстве взрослых, которые всегда знают «как надо», и о подростковом нигилизме. Для мамы героя и палочки от советского мороженого – арт-объект, а для него самого Чехов с Шекспиром – не истина в последней инстанции. Сюжет повести – «траектория микрочастицы» (подростки так и живут). Но герой, кажется, симпатичен? Образ сложился? И как вы думаете: не случайно же «Урал» поместил повесть не в рубрике «Детская», а среди вполне себе взрослой литературы?
– Да, это взрослая повесть. То есть её нужно читать в первую очередь взрослым, чтобы немного лучше понимать мир их детей. Вообще, с жанром «школьная повесть», «подростковая повесть» сейчас дела обстоят не самым лучшим образом. Повесть Анастасии Малейко отчасти эту ситуацию исправляет.
Прочитав её, я заинтересовался, что ещё написал автор. Прочитал несколько её пьес. В итоге открыл для себя нового писателя. Причём в равной мере и прозаика, и драматурга, что нечасто сейчас встречается – в отличие от времён Чехова, да ещё Петрушевской, сейчас драматургия и проза существуют в разных вселенных. Я лично за сближение цехов, за то, чтобы драматурги писали и прозу, а прозаики пробовали себя в написании пьес. Это полезно.
А что касается Анастасии Малейко, то этой повестью она показала, что она настоящий художник слова. Повесть яркая, пёстрая, достоверная, умная. С замечательными диалогами, чего, кстати сказать, в произведениях сугубых прозаиков часто недостаёт. Жду от Анастасии новых повестей и рассказов.
– То, что подростки «переделывают» Шекспира, – юношеская блажь или как раз тот самый способ «доработать Вселенную», о чём мечтает главный герой? Что это у автора? И что это для вас как читателя?
– Не раз слышал о том, что англоязычные читатели, владеющие и русским языком, сетуют: как вам повезло читать Шекспира в переводах Пастернака, Лозинского. Наверное, для англичан, а тем более американцев, язык Шекспира устаревший. Нечто вроде языка Фонвизина для нас. Но мы действительно знакомы с Шекспиром по относительно современным переводам. Мало кто читает переводы Полевого, а тем более Сумарокова… Поэтому молодёжь и подростки часто обращаются к Шекспиру. Тем более есть несколько отличных фильмов, где действие его пьес происходит в современном мире. А сюжеты Шекспира, особенно история Ромео и Джульетты, – это вечные сюжеты. И с их помощью люди, только вступающие в мир, надеются переделать его. Да, доработать Вселенную, как говорит герой. Это не блажь, а необходимый этап развития личности, что и зафиксировала художественно сильно Анастасия Малейко. Кстати, архаичная форма дневника здесь сработала. В последний раз это было (по моему мнению, конечно) в романе «Горизонтальное положение» Дмитрия Данилова, чей дар рассказчика поистине уникален.
«Наш» человек в Сербии. В эпоху коронавируса
– «Урал» по-хорошему начинает конкурировать с ежедневными изданиями – откликается на злобу дня. Снова тема коронавируса. Снова дневник (в августовском «Урале» мы прочли и оценили «коронавирусный дневник» из Испании). Только на сей раз – Сербия и «наш» человек, уралец, застрявший там волею судеб. При том что ситуация знакомая, в зубах навязшая (везде в мире одно и то же – маски, удалёнка, закуп «паникоёмких» продуктов впрок), почему, на ваш взгляд, печально-сиюминутная тема коронавируса важна в литературе? Что значимо в этом смысле в дневнике Виктора Боброва?
– Журнал «Урал» никоим образом не конкурирует с ежедневными СМИ, а занимается своим прямым делом. Журнал – это дневник. Дневник не только того, что создаётся в прозе, стихосложении, драматургии, но и того, что происходит в жизни. И дневник – это ведь не сводка новостей. Дневник – что человеческий, что общественный, какими являются наши толстые журналы, – это всегда художественная летопись. И такие вещи, как «Сербский коронавирусный дневник» Виктора Боброва, в журнале органичны и необходимы.
Подобное ведь было (или ещё есть) на «Эхо Москвы – Екатеринбург», где о буднях в период эпидемии рассказывали уральцы, оказавшиеся или живущие в других странах. Но радиоэфир – это одно, а очерк – совсем другое. Смею утверждать, что очерк долговечнее…
Эпидемия коронавируса уже немного, но навсегда, кажется, изменила человеческую цивилизацию. Уверен, что чем дольше пандемия будет продолжаться, тем изменения будут сильнее. Человечество худо-бедно справилось с чумой, оспой, холерой, маляриями, научилось продлевать жизнь людям с ВИЧ. Справится и с коронавирусом. Но каждая эпидемия человечество несколько меняла. Мы наблюдаем начало этих изменений. В том числе и с помощью таких работ, как «Сербский коронавирусный дневник».
Да, многие страны переживают волны эпидемии достаточно схоже, но есть отличия, местный, скажем так, колорит. Это и интересно, ценно. Возвращаясь к сюжетам, самому этому понятию – сюжетов вообще мало, все они были найдены, увидены ещё древними греками. Но главное ведь не сюжет сам по себе, а то «мясо» деталей, что нарастает на сюжете-скелете.
– Дневник Боброва – не просто хроника, в паре-тройке мест он публицистичен. Например, когда автор рассказывает, что прилетевший за россиянами 400-местный самолёт взял только… 61 человека (с пропиской в Москве и Московской области). О таком идиотизме не сообщали ни газеты, ни ТВ. Возможно, именно жанр дневника позволил коснуться этой «опасной», неприятной для власти темы?
– Не помню именно про Сербию, но это была распространённая практика – вывозить людей в один-два-три региона. Чтобы, мол, не распространяли заразу. Не знаю, насколько это идиотично, я не вирусолог, но людям, остающимся в другой стране часто без денег и без крыши над головой, в любом случае не позавидуешь. У Виктора Боброва особой остроты нет, обобщений практически тоже, но то, что вы назвали публицистичностью, необходимо. Ведь пишет не автомат, а человек, тем более не сторонний наблюдатель, а участник. Отсюда и эмоции, и попытки посмотреть на обстановку с некоторой высоты, попытки осмыслить ситуацию. В общем, всё правильно.
Вообще, я люблю открывать для себя что-то новое. И лучше не в дебрях «Википедии», не на «Яндекс-Дзене», где много бреда, к тому же написанного ужасным языком, а в журналах. И в этом номере, кстати, я сделал для себя несколько открытий. Одним из них стало содержание небольшой статьи, а вернее – сообщения, Аллы Мелентьевой «Восточная альтернатива». Спасибо ей. Об азиатских телесериалах, которые называют «дорамы», я ничего раньше не знал. Вообще, кино и сериалы Дальнего Востока и Китая для меня — тёмный лес. За исключением разве что Южной Кореи. Небольшая, но ярко, завлекательно написанная статья Аллы Мелентьевой породила во мне любопытство. При наличии Интернета, уверен, найти рекомендуемые ею дорамы не составит труда. Кругозор нужно расширять …
Вот если бы не Севастополь, а – Измаил…
– Мудрая Майя Никулина выступила с эссе «Севастополь: отдать невозможно». Речь о трёх оборонах города: событиях нынешних, 1854 года и Великой Отечественной. Пристрастно-детально Никулина погружает читателя в историю. Но не кажется ли вам, что в тех местах, где она остаётся писателем (например, пробирающий до оцепенения финал!), она сильнее «достаёт» читающего?
– Очерк Майи Никулиной оставил у меня неоднозначное впечатление. Да, написано мастерски, местами очень проникновенно, поэтично. Но, во-первых, о Севастополе в подобном ключе написано уже очень много. Севастополь ещё до всяких майданов был символом отделённых от России после 1991-го территорий, по духу, составу населения однозначно российских. Во-вторых, про обороны Севастополя тоже знают очень многие – все, кто хочет знать. В том числе и про оборону в 2014-м. В-третьих, Севастополь, как и весь Крым, нынче в России, и оторвать его возможно только ценой большой войны.
А вот если бы автор взяла не Севастополь, а скажем, Измаил, за который было пролито столько русской крови, где сейчас большинство жителей – русские… Или, например, Бендеры, тоже залитые русской кровью, причём многократно… Впрочем, я не поучаю Майю Петровну, просто делюсь своими читательскими мыслями.
Золя&Пруст. Издательства рискуют. Или… нет
– Небольшие (в масштабах журнала), но задиристые заметки писателя, критика и литературного агента Натальи Рубановой опубликованы в «тихой» рубрике «Критика и библиография». А ими бы открывать номер! Это же глас вопиющего в искажённом соцсетями пространстве литературы. По мнению Рубановой, тот же Фейсбук, где пользователи готовы выставить на всеобщее обозрение чуть ли не анализ мочи (да ещё ждут смайликов), пестует плебейство в читателях, самих литераторах – тех, что «не окрепли в коленках». И что хуже всего – в книгоиздателях! Роман, вы лучше знаете нынешние взаимоотношения писателей и издательств. Насколько Рубанова права? Что преодолимо, а что – увы и ах… Как вместо того, чтобы хайповать и лоббировать молодые недоталанты, удерживать в литературе «моду» на талант?
– С Натальей Рубановой мы знакомы очень давно. Читаем друг друга, иногда пишем о книгах и публикациях друг друга, что в наше время не такое частое явление – литераторы в большинстве своём сидят в своих норках.
Проблема, которую поднимает Наталья, старая и важная. В общем-то, я попытался посильно разрешить её – сначала основал при «Ридеро»* импринт под названием «Выбор Сенчина», который, правда, заглох, так как на меня в итоге свалилась вся работа – от собственно выбора и редактуры до вёрстки и обложек. А с конца 2018 года я при участии Интернационального Союза писателей выпускаю ежеквартальный журнал «Традиции&Авангард». Из самого названия следует, что в журнале представлены разные направления литературы… Кстати, Наталья Рубанова сотрудничает с журналом.
А проблема в том, что есть произведения – плохие или хорошие, сильные или слабые – написанные более или менее легко, понятно, без сложных стилистических узоров, а есть произведения, написанные и построенные сложно. Большинство читателей выберет первый вариант. Так было всегда. Взять тиражи книг Золя и Пруста – конечно, тиражи у Золя были во много раз больше, да и Пруста попросту не хотели издавать – «непонятно, о чём идёт речь». После издания отзывы практически отсутствовали.
Так и с произведениями Андрея Бычкова, Алексея Шепелёва, покойного Игоря Яркевича, самой Натальи Рубановой.
Какое издательство станет выпускать явно убыточные книги? Слава богу, находятся энтузиасты, но они редки. Случается, идут на риск крупные издатели, но и это бывает редко. И с этим ничего не поделаешь. Прусту повезло – правда, уже после смерти: на него возникла мода и периодически появляется интерес. Абсолютное же большинство подобных ему по мировоззрению, по методу, по психике в конце концов, писателей остаются безвестными. И тут талант или его отсутствие – дело десятое.
Конечно, издателям хотелось бы выпускать книги только бесспорно талантливых авторов, но при этом необходимо, чтобы книги раскупали. Сложный талант, понятный, грубо говоря, единицам, издателям… Хотел написать «неинтересен», но это не совсем так. Издатель может уважать такой талант, может даже выпустить одну его книгу, а вторую ему не даст выпустить бухгалтерия: смотрите, скажет, из тиража в три тысячи экземпляров за год купили шестьсот – мы в полном убытке.
Такие вот, по-моему, дела…
Опубликовано в №201 от 27.10.2020