Заслуженный артист России, эстрадный певец Валерий Топорков мечтает спеть Стеньку Разина

• Опубликовано в № 338–339 от 18 июля 2013 года

Валерий Топорков первым из свердловских артистов удостоился памятной звезды на Уральской «Площади звёзд» возле Театра эстрады.

Мы договорились созвониться накануне интервью. «Звоните позднее, — уточнил он. — У меня концерт на выезде...». Но ни в 11, ни около полуночи Топорков не отвечал. При встрече наутро выяснилось: человек, чьё имя открыло Площадь звёзд в центре Екатеринбурга и занесено в Книгу достижений российской эстрады, после концерта в Камышловском районе элементарно... спал. «Простите. Звонка не слышал. Мертвецки устал... ».

—...А концерт получился. Хорошее село. Зажиточное, успешное. Земля в Скатинском совхозе ухоженная. Поля красивые. Глаз радуется. И люди, я обратил внимание, — добротно одеты, благополучные.

—Значит, бывает и другая публика?

—Бывает. Как ни странно, ближе к Екатеринбургу. Ощущается здесь некое равнодушие и усталость. Однако и этих слушателей надо возвращать в праздник. А зрители отзывчивы, преображаются. У меня ведь даже и новые песни, но — о вечных ценностях. А авторы какие?! Пахмутова, Мовсесян, Иванов, Флярковский, Богословский, Саульский, из местных — Щекалёв, Сиротин... Случается и заказ: например — песня о медиках или строителях...

—"Провода-проводочки«, надеюсь, не поёте?

—Со сцены — нет. Но и эту страницу жизни зачеркнуть нельзя. Когда режиссёр Тарик снял фильм об этих «проводах-проводочках», он позвонил насчёт интервью. Я сразу заподозрил: не фельетон ли?

Сейчас каждое предприятие заказывает песни-гимны о себе. И композиторы пишут. А тогда нашёлся вот этот человек (герой фильма), без музыкального образования, не владеющий никаким инструментом, но у него рождались песни. «А могу и оперу написать...». Понимаете, он сам о себе в фильме всё сказал. Ну, что делать (смеётся), душа у человека пела. А предприятия охотно покупали эти песни. Другое дело — он сильно не мудрил, писал песни на одну (!) мелодию. И я его предупреждал: «Евгений Петрович, рано или поздно мы с вами попадём с этими песнями в „Фитиль“ или „Крокодил“, засветимся». Так и вышло. Два раза фильм Тарика показали на фестивале неигрового кино. После первого просмотра в «Салюте» зал встал! Потом — показ по местному телевидению. Пока шёл фильм, я выпил бутылку коньяка и не опьянел. Такой был стресс и шок...

—Стоп! Так это вы там поёте? Я-то запомнила фильм по анекдотичному автору песен...

—Я! Но за что мне не стыдно — я честно вложил душу. Песня прозвучала. Её, кстати, крутили на многих предприятиях...

В родное село Грязновское он приезжает теперь с сольными концертами. Фото из личного архива.

—Валерий Петрович, на фотографии из детства вы — в шароварах, на фоне крестьянского сруба. Невозможно представить, что этот крепыш от земли сказал однажды: «Хочу стать Георгом Отсом...».

—Мама и отец пели. Дома. Отец — даже какие-то оперные арии. А маму приглашали петь и на сельские праздники. Но главное — в доме на стене висела чёрная бумажная «тарелка». Радио. «Тише—громче». Все понравившиеся песни я обычно перепевал, подражал. А однажды и сказал про Георга Отса.

Лет в десять вышел на сцену первый раз — с песней «Орлёнок». И неудачно. Баянист не смог сменить тональность. И я со своим дискантом «сорвался». Очень долго потом боялся сцены. Вплоть до четвёртого класса, когда мы с другом Борькой спели «Мальчишки». Даже (улыбается) по грамоте заслужили.

Дальше в ГПТУ на Химмаше учился на формовщика. Жили в общаге, и, уж простите, в туалете там был холл с умывальниками. Высокий потолок. Простор. И — отличное эхо. Я заходил туда — и пел. Магомаев только-только спел тогда «Не спеши». Так вот я пел её и думал: «Какой красивый голос у меня!» (смеётся).

—И не было желания пробиваться «с таким красивым голосом»?

—Возможности не было. В ГПТУ — никакой самодеятельности, а у меня — никаких пробивных способностей... В 19 лет призвали в армию, в Москву. Пока проходили курс молодого бойца, нас опросили — кто что умеет. Среди сослуживцев нашлись даже профессиональные музыканты, успевшие поработать кто с Мулерманом, кто — с Ведищевой, Кристаллинской. А вокалистов не было! «Давайте, — говорю, — попробую». И первую песню спел на итальянском, из репертуара Робертино Лоретти. Забавно было, но прозвучало, видимо, мало-мальски прилично. Когда приехали в Москву, в Отдельную бригаду по охране Министерства обороны (нет, у Мавзолея не стоял: ростом не вышел...), то ко всем праздникам готовили концертные программы. Нас даже от караульной службы освобождали!..

Помните, был такой певец Эмиль Горовец. Когда ему показали мои записи, он заинтересовался и обещал помочь. Но вот же случай: он задержался на гастролях, а у меня после армии заканчивался срок проездных документов. Не встретились.

—Впору сказать: «Не судьба». Но раз в 1974-м формовщик литейного цеха Валерий Топорков попал-таки в первый набор открывшегося на Урале эстрадного отделения, то судьба всё же вела?

—Где судьба, где — сам себя. Когда вернулся на Урал, днём — формовщиком на заводе, по вечерам — «профессиональная самодеятельность». Нет, правда, и «ЭВИА-66» в ДК Дзержинского, и оркестр Турченко в ДК железнодорожников стали первой серьёзной школой, пока сам Турченко не сказал однажды: «Валера, почему бы тебе не поучиться?».

А по окончанию «чайника» я пришёл ещё в Уральскую консерваторию, к знаменитому Яну Вутирасу. «Учиться хочу». «А я тебя не возьму, — говорит он. — Голос хороший, но внешность явно не героическая. Не для оперы. Ну, сделаю я из тебя камерного певца. А песни? После академической постановки голоса ты так уже не споёшь...».

Ялта. 1984 г. Ансамбль «Лица друзей». На втором плане (слева направо) — Игорь Захаров, Аркадий Балакин, Валерий Костюков, Алексей Высоцкий, Леонид Элькин и на первом плане — их худрук и солист Валерий Топорков. Ныне все — известные музыканты. Фото из личного архива.

Была и вторая попытка. Я уже и не собирался в консерваторию, но тут — циркуляр из Москвы: все эстрадные певцы должны иметь высшее образование. У меня даже «протекция» была из обкома партии. После звонка оттуда меня пригласили (!) в консерваторию, к ректору. Но на приёмных экзаменах профессор Николай Николаевич Голышев схватился за голову: «Что я с тобой буду делать! У тебя — голос, оркестр, репертуар, известность. А у меня мальчишки после школы, хотят петь в опере. Ведь ты займёшь чьё-то место. Забери документы!..». И я забрал.

—То есть профессор Голышев оставил вас без высшего образования?

—Но у нас прекрасные отношения! Вместе в концертах пели...

—Валерий Петрович, мы все ходим вокруг да около вашего звёздного часа, а ведь именно конкурс «С песней по жизни» стал не только вашей личной победой. Как сейчас помню: на эстрадном Олимпе, ассоциирующемся исключительно со столицей, вдруг — имя НАШЕГО, уральца!

—Я и сегодня не могу до конца поверить, что за меня так мощно проголосовали зрители. Они пропустили меня в финал. Я ехал с несколькими песнями. Но на предварительном прослушивании оставили для финала «Горячий снег» и поставили на почётное девятое место.

Приём был... До сих пор слышу эти аплодисменты! Правда, в фойе подошёл Николай Добронравов: «Валерий, что вам плохого сделал поэт Михаил Львов? Вместо выразительных слов «смертельной битвы этой...» вы поёте лжепафосное «священной битвы...». Я похолодел. Перепутал! Провал! Но оказалось — Гран-при. А в качестве награды — путёвка на международный конкурс.

—"Золотой Орфей«? «Братиславская лира»? Сопот? Так здорово же!

—Так не получилось же! Хотя для Сопота Фельцман даже написал песню «Только тебе»...

В это время имел я неосторожность поехать на... Шувакишский рынок. Решил заработать денег — курточку продать. Я же был студентом в училище Чайковского, а нужно было кормить семью. Единственный раз попробовал «заработать», но этот единственный раз испортил мне карьеру.

Задержали. Обвинили в фарцовке. А ещё один из ваших коллег, «писака» (не буду называть фамилию) опубликовал в «На смену!» статейку «Тени Шувакиша»...

—И тогда кто-то делал себе имя на псевдосенсациях!

—Ну как же: известный певец, лауреат премии Ленинского комсомола и — на Шувакише. Такое благородное негодование изобразил, даже термин придумал — «топорковщина». «Заземлил» меня по полной. Главный редактор «Уральского рабочего» отказался печатать, сказав: «Я на хороших людей фельетоны не пишу». А «молодёжка» взяла. Приезжаю с конкурса в Зелёной Гуре, а друзья от меня нос воротят. Более того: «доброжелатели» посылают статью в Москву. Представляете: кандидат на поездку в Сопот, должен петь «Горячий снег», инструктора обкома партии уже мои концертные костюмы отсматривают, а тут — «скандал».

От инструкторов требовалось только поддержать меня. Москва поддерживала. Я продолжал готовиться. Но... Короче: за четыре дня до Сопотского фестиваля на первом концерте Пугачёвой в Свердловске, сидя в зале, слышу со сцены, что вот эти песни она будет петь в Польше. Так я узнал, что в Сопот еду не я.

—А многим казалось: возможная, но не состоявшаяся ваша карьера в столице из серии «Москва отторгает провинциалов». Микрофон, например, испортили или подменили...

—Это имеет место в нашей профессии, но со мной такого не было. Более того, у звукорежиссёров часто спрашивают: «Почему у Топоркова так звучит голос — и обработка есть, и эхо. Микрофон особенный?». «Нет, — отвечают, — это у Топоркова голос такой». Умение пользоваться микрофоном — искусство. Этому трудно научить. Сам певец должен его чувствовать. Это (пауза) тонкие отношения.

Что же касается «провинциала», которого не приняли столичные сцены... Нет, были престижные приглашения — на Центральное телевидение, в ансамбль советской песни, в питерский мюзик-холл, в Ялту и Черновцы. После того, как мы с моим коллективом провели 40-дневные гастроли в Крыму, третий секретарь Крымского обкома партии давал мне трёхкомнатную квартиру в Ялте и пять квартир в Севастополе — для коллектива.

—"Только переезжайте«?

—Ну да. Узнав про квартиры, в коллектив очередь выстроилась. Уговаривали: едем! А я не смог... Послушайте, как можно сменить мать? Малая родина для меня — то же самое. Уеду — уже не буду так петь, у меня не будет таких чувств. Я — часть этого монолита.

—Одна из вершин (не иронизирую!) в вашей биографии — первое место на конкурсе «Юность комсомольская моя». Советские реалии давно не в чести. Кто-то «героически» сжёг партбилет и отказался от своего прошлого. Другой при слове «комсомол» глазки потупливает...

—Знаете, иногда на концерте, спонтанно, в зависимости от обстановки, я начинаю петь «Я в мир удивительный этот пришёл...». Песню «Не расстанусь с комсомолом». Всё! Зал мой. Даже сейчас. Когда-то мне предлагали «для разнообразия» взять что-нибудь любовно-танцевальное, из репертуара Валерия Леонтьева, но мне не надо было этого. Со своими гражданскими, военными песнями я проехал до Сахалина, до Камчатки, по восемь концертов на одной площадке проводил и все — с аншлагами.

Прискорбно, что меняются моральные ценности. Гниль, как всегда, сами знаете, откуда идёт. Что подаётся по ТВ — на том люди и воспитываются. Я не ханжа, не брюзга, но далеко не со всем согласен. Если есть возможность — высказываю свою позицию в песнях. У меня программа процентов на пятьдесят состоит из песен ретро. И молодёжь принимает их.

Другое дело, что я не бываю доволен собою никогда. После каждого концерта, особенно сольного, чувство: можно было сделать лучше. Но, слава Богу, и провалов не было. Никогда не возьмусь за «не мою» песню. В 1970-х предложили песню Олега Иванова «Моя Россия», с разудалыми «цыганскими» мотивами (напевает). По отзывам, она у меня даже убедительно звучала, но... Не моя! Отказался.

Никогда не буду петь и «Мелодию» Пахмутовой. Я с ней не справлюсь. Магомаев затмил всех своим исполнением. Да, я пою его репертуар — «Не спеши», «Море зовёт». По-своему. Честно говоря зрителям: «Скорее всего я вам просто напомню Магомаева». А «Мелодию» — только для себя, в машине, под «плюсовку». Лучше, чем Магомаев, не спеть, а хуже — не надо.

—Ну, вы уже о профессионализме...

—А умение точно выбрать свой жанр, свой репертуар и быть честным в нём — тоже профессионализм.

К сожалению, эстрада всё больше уходит в шоу. В нашем Театре эстрады есть шоу «Короли», «Из Парижа с любовью» — театрализованное зрелищное действо. Человек, покупая билет, знает, на что идёт. Но если по тому же ТВ только такие программы, с одними и теми же лицами — ну патология же! И, уж извините, когда на концерте в Юрмале Раймонд Паулс садится за фортепиано и начинает играть под «плюсовую» фонограмму — ну разве допустимо?! Не знаю, что подвигло его на это. Гениальный пианист, шикарный музыкант, а у него на крупном плане движение пальцев по клавишам не совпадает со звуком... Что с нами происходит?!

Я не борец с фонограммами. Например, на Дне города, на большой площадке, когда трудно выстроить звук, приходится использовать записанный в студии аккомпанемент, но чтобы я пел под фонограмму... Унизительно для самого себя.

Единственная встреча с Татляном. И — тем дороже... Фото из личного архива.

—На одной из фотографий вы с Жаном Татляном. Кумир?

—Не то слово! Первая же его песня, бабаджаняновская «Море зовёт» сразу царапнула. По-хорошему. А ещё — «Капель». Я подражал ему, в том самом (смеётся) общежитском туалете на Химмаше. Татлян был для меня загадкой: он не мелькал в телевизоре, на обложках журналов, но голос, обаяние мгновенно попадали в сердце.

Кстати, лет шесть-семь назад меня пригласил на юбилей директор Уралтехгаза, в «Космос». Оказалось: был приглашён и Татлян. Когда он вошёл — я потерял дар речи. Живой Татлян! Я перепел ему тогда много его песен. Сразу нашли общий язык...

—Валерий Петрович, у вас есть знак «Ветеран промышленности Урала». Учитывая почти 10-летний стаж формовщика до прихода «в песню» — награда вовсе не (как было принято) из почётно-символических. Заслуженная награда. И полагаю, когда выходите петь в рабочих коллективах — чувства особые?

—Я благодарен судьбе, что проработал в этой здоровой социальной среде, в рабочем коллективе. Там незатейливые, но открытые отношения. Всё называлось своими именами. Придя в профессиональную песню, вкусил много чего другого. Получал по башке. У Ваншенкина есть хороший поэтический образ: «Товарищем отпущенная ветка, бывает, вдруг ударит по лицу». Но как раз та самая рабочая выучка, открытость и помогали.

К сожалению, из тех людей, с кем я работал, «иных уж нет, а те далече...». Но воспоминания самые лучшие: там были подлинные отношения.

Знаете, несколько лет назад я выступал у себя на родине, в Грязновском. Пригласили на День села. Я вышел на сцену и, заговорив о детстве, земляках, вспомнил эпизод, как в четвёртом классе мы с Борей Костроминым пели «Мальчишки». А Боря, Борис Фёдорович, — вон он, в зале. Приглашаю его на сцену. Выходит такой деревенский мужичок. «Слабо, — спрашиваю, — нам снова вместе спеть?». Запели: «Рисует узоры мороз на оконном стекле...» — и у обоих ком в горле. Друг на друга смотрим, в глазах — слёзы. «Мальчишки-мальчишки, пускай пролетают года...». В зале восторг, платочки у глаз. А Борис мне потом: «Спасибо тебе. Ты мне через 50 лет детство вернул». Вот оно, настоящее!

—Не обижайтесь на вопрос: а голос имеет свойство стареть?

—Я не чувствую этого. Может сказаться физическое состояние, усталость. Знаю вещи, которые могут иметь пагубные последствия для голоса, — стараюсь их избегать. Не сравниваю, но Паваротти пел и в 70 с лишним. Причём нехилые оперные партии — и претензий к нему не было. Напротив, некоторые усилия, которые приходилось делать, придавали окраску голосу. То же самое — Образцова, Штоколов...

У меня нет вокальной школы. Как природа дала — так и пою. Иногда помогаю молодым, но только — по подаче текста. Я не педагог. Там нужно муштровать и требовать. Я — только в качестве советчика. Самому ещё петь хочется. Про казнь Стеньки Разина, например...

—Про Стеньку Разина — на эстраде?!

—У Шостаковича есть вокально-симфоническая поэма «Казнь Степана Разина» на стихи Евтушенко (напевает):

«Как по стольной Москве

белокаменной

Вор по улице бежит

с булкой маковой.

Не страшит его сегодня

самосуд,

Нынче праздник —

Стеньку Разина везут».

Я думал о ней ещё с музыкального училища. Может, Бог даст? Сейчас в театре для этого есть и постановочные возможности. Правда, коллеги сомневаются: «Не мрачновато для эстрады?». Зато, говорю, за 30-40 минут можно создать — вокально и актёрски — редкой мощи образ. Право, рискнуть стоит...

У Топоркова есть песня «Как дороги поздние дети...». Ване и Даше он пел иногда вместо колыбельных свои концертные программы. «Вполголоса. Аж в двух отделениях! Пою — а они уж спят...». Фото из личного архива.

Во время подготовки этой страницы выяснилось: молодое поколение (даже в редакции) уже не знает, не слышало популярную некогда песню А. Островского и И. Шаферана «Мальчишки». Для заинтересовавшихся мы поместили текст песни и её запись в исполнении нескольких вокалистов:

Поёт народный артист РСФСР, наш земляк (уроженец города Михайловска Свердловской области) Владимир Трошин.

Поют Иосиф Кобзон и Виктор К0хно

Поёт Большой детский хор Центрального телевидения и Всесоюзного радио

К сожалению, песни «Мальчишки» в исполнении героя нашей публикации Валерия Топоркова найти не удалось. Такой записи просто не существует.