Академик Валерий Тишков (Москва), удостоенный Демидовской премии за выдающийся вклад в изучение истории и этнологии народов России, – далеко не только кабинетный учёный. Как замечательно написал его коллега, член-корреспондент академии, в недавнем прошлом – главный научный сотрудник Института истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук, а ныне директор Санкт-Петербургской Кунсткамеры Андрей Головнёв, «к нему едва ли подходит клише: «В судьбе человека отразилась история страны»; он сам стал одним из сценаристов и режиссёров истории страны, и ему одному из немногих до сих пор удаётся выполнять миссию Российской академии наук – быть «мозгом нации»… Он сам по себе – и история, и двигатель истории, и её аналитик».
Валерий Александрович – научный руководитель Института этнологии и антропологии РАН, который он более четверти века возглавлял и добился для него современного названия, директор учебно-научного Центра социальной антропологии Российского государственного гуманитарного университета, самый цитируемый в стране этнолог и историк, академик – секретарь Отделения историко-филологических наук РАН, яркий политик (в 1992 году – федеральный министр, председатель Государственного комитета по делам национальностей) и общественный деятель (в 2006–2010 годах – член Общественной палаты РФ, в настоящее время – член Президиума Совета при Президенте РФ по межнациональным отношениям). Он автор более чем 400 научных работ, в том числе 12 монографий, многие из которых получили большой резонанс и переведены на иностранные языки.
А ещё академик Тишков – наш земляк, уроженец Свердловской области, жизненный и творческий путь которого показывает, как мальчик из глубинки благодаря способностям, упорству и самостоятельности смог стать не только выдающимся учёным, практиком общественной жизни, но и интеллектуальным лидером гуманитариев России, что само по себе вызывает гордость за уральский край и его потенциал.
Вырос он в Нижних Сергах, в красивейших местах, в семье школьных учителей. Род его отца восходит к думскому дьяку Тишкову, мать – из мастеровых. Родился Валерий в ноябре сорок первого, когда его отец уже был призван в Вооружённые силы, но повоевать не успел, оказавшись в так называемом Уманском котле на Западной Украине, где были окружены три наших армии. Там попал в плен и четыре года провёл в немецких лагерях. «Когда он вернулся в Нижние Серги – даже не знал, что у него есть сын, – рассказывает Валерий Александрович. – И о пережитом никогда не вспоминал – всё восстановил и воплотил в образную форму, как и другие страницы нашей семейной истории, мой младший брат Леонид, известный художник».
Окончив с золотой медалью среднюю школу, Валерий предпринял смелый шаг: отправился поступать в столичный университет («Из Серёг в Москву тогда никто не поступал, пределом мечтаний моих сверстников был Свердловск: УПИ или Уральский университет»). А он поступил в МГУ – на исторический.
На третьем курсе начал специализироваться на истории Америки и под руководством будущего академика Савостьянова, оказавшего большое влияние на его дальнейшую судьбу, защитил диплом «Позиции США на Потсдамской конференции». А потом по распределению поехал преподавать в Магадан, в педагогический институт, где в 24-летнем возрасте стал самым молодым деканом историко-филологического факультета в стране. На Крайнем Севере в общей сложности проработал 4 года – с перерывом на аспирантуру в Московском педагогическом институте у академика Нарочницкого, где защитил кандидатскую диссертацию по истории Канады. После чего окончательно вернулся в Москву, в Российскую академию наук, с которой связана вся его дальнейшая жизнь. «Американский» период его исследований продолжался до конца восьмидесятых и заключался в том числе в полевых исследованиях этнических проблем индейцев в разных районах Северной Америки. Итоги – ряд высоко оцененных книг, одна из которых, «Освободительные движения в колониальной Канаде», легла в основу докторской, а также и бесценный опыт изучения разных народов, международный авторитет. Новый важнейший период начался во второй половине восьмидесятых. В 1989 году, на самом закате Советского Союза, Валерий Тишков возглавил Институт этнографии РАН. А уже в 1992-м в названии института вместо традиционной этнографии появились слова «этнология и антропология».
– Конец 80-х – начало 90-х – сложнейший, драматичнейший период в истории страны, когда межнациональные отношения обострились до предела, – объясняет Тишков. – Власти не ожидали такого обострения, не знали, что делать и вынуждены были прибегнуть к помощи учёных. Меня, в частности, привлекали к подготовке проекта Союзного договора (при этом, замечу, что к знаменитому документу, подписанному в Беловежской пуще, я никакого отношения не имею), соответствующих резолюций Пленума ЦК по межнациональным отношениям и XXVIII съезда КПСС. Позже один историк нашёл мою записку в ЦК с прогнозом, что будет, если СССР распадётся. Прогноз оказался верным. И именно в этот период я окончательно переквалифицировался из историка в этнолога, перешёл на российскую тематику – не только по гражданской необходимости, но и по долгу учёного. Время требовало безотлагательной внутренней ревизии нашего научного хозяйства. В Советском Союзе официально существовала только этнография, или «народоописание», а этнологии – «народоизучения» – не было. Такую классификацию ввёл ещё французский энциклопедист Андре-Мари Ампер в первой половине XIX века, и с тех пор во Франции, а позже и во всём мире, они различаются как описательная и теоретическая части одного знания. В России, и особенно в СССР с его постоянно декларируемым интернационализмом, всегда культивировалась только одна часть. Но при всём огромном уважении к нашим этнографам, среди которых немало выдающихся исследователей, чтобы понять этнокультурные особенности многочисленных народов огромной территории, вникнуть в их взаимоотношения, истоки конфликтов, надо не только их описывать, но и глубоко изучать. Поэтому переход от чистой этнографии с её богатыми традициями к этнологии и социально-культурной антропологии представлялся мне неизбежной необходимостью, вписывающей к тому же нашу область в общемировое знание.
Институт был переименован, добавлены такие направления, как проблемы этничности и этнонациональных конфликтов, политическая антропология, теория этнологической науки. Была создана Ассоциация антропологов и этнологов России (кстати, в 2015 году её съезд успешно прошёл в Екатеринбурге).
– Благодаря моей инициативе в вузах удалось ввести подготовку по специальности «антропология и этнология», утверждённую Министерством образования, – рассказывает лауреат. – В целом на конституирование новой дисциплины ушло два десятка лет, и жизнь показала: время потрачено не зря.
– В 1992 году, при Президенте Ельцине, вы поработали в Правительстве Российской Федерации в качестве министра по делам национальностей, но недолго – всего семь месяцев. Как должны строиться отношения между учёными, особенно из такой социально важной сферы, как ваша, и властными структурами?
– Из правительства я ушёл по собственному желанию, будучи не согласен с национальной политикой тогдашнего руководства, к тому же хотел заниматься своим делом. При этом я убеждён, что учёный, особенно гуманитарий, если он стремится что-то изменить к лучшему, не может дистанцироваться от происходящих событий, он должен занимать активную позицию. Конечно, главный результат его труда – книги, вклад в сокровищницу знаний, но практические дела не менее важны. Полностью мои отношения с властью не прерывались никогда, и я надеюсь, что кое-что сделал для корректировки её решений, а значит, и для моей родной страны, её людей. Это касается разрешения конфликтов в Кабардино-Балкарии, Южной Осетии, Чечне, в других регионах. В целом же полагаю, что созданная мной в течение многих лет российская школа интерпретивной социально-культурной антропологии и этнологического мониторинга предлагает модели, помогающие гасить этнические конфликты в самых разных странах, от Украины до Каталонии, но прежде всего в России. Между рецептами учёных и тем, как они реализуются на практике, всегда есть дистанция. Политическая жизнь невероятно сложна, на неё влияет огромное количество разных факторов, однако без научной проработки политика будет нищей.