Валерий Манащук – бывший военный врач. Двадцать лет он был главным нейрохирургом Уральского военного округа, сегодня работает в екатеринбургской клинике «УГМК-Здоровье». Когда случилась трагедия, он проходил двухлетнее обучение в Военно-медицинской академии в Ленинграде, ему было 33 года.
- Мы узнали о катастрофе из СМИ, и командование академии незамедлительно отправило специалистов на помощь в Армению. Был сформирован специальный борт – самолётом к месту стихийного бедствия отправили большую группу хирургов, травматологов, операционных сестёр, анестезиологов… Мы прилетели в Ереван, где нас распределили по участкам работы. Я был откомандирован в соседний со Спитаком Ленинакан (ныне Гюмри – второй по величине город Армении. – Прим. ред.).
От города остались практически одни руины. Дома сложились как карточные домики, просто большая груда бетона. Где-то как на ужасной выставке стояли половинчатые здания, и было видно всё, что внутри: полкомнаты, ковёр на стене в детской, мебель… Под завалами оставались сотни людей. Спасатели работали на передовой и с интервалом в 2–3 часа объявляли минуту тишины, чтобы услышать голоса пострадавших. Иногда требовалось несколько часов, чтобы извлечь человека из-под груды плит, их убирали очень аккуратно, поэтапно.
Наша группа из десяти медиков разместилась в уцелевшей городской больнице. Операционную организовали в просторном холле, койки выстроили в ряды, вдоль стены – столы с медикаментами. У нас был номинальный график по 8 часов, но фактически мы работали без перерывов в обстановке, приближённой к боевой. Как в военном госпитале – загрузка раненых, лечение, эвакуация в другие больницы.
Город снова трясло. В первые дни после землетрясения было ещё несколько ощутимых подземных толчков, и нам приходилось в срочном порядке выносить больных. Постепенно сила толчков стихла, и мы могли сосредоточиться на работе.
На время командировки нам пришлось стать универсальными докторами. Самая распространённая травма при обвалах – размозжение мягких тканей, синдром длительного сдавления. В большинстве случаев требовалась интенсивная терапия и помощь анестезиологов и реаниматологов. Мы делали срочные операции, чаще всего это была неотложная ампутация. В чём-то нам повезло с погодой – тогда было довольно прохладно, это помогло пострадавшим оставаться в сознании и уберегало их от обезвоживания. Большинство из тех, кто к нам поступил, нам удалось спасти и благополучно отправить на лечение в другие города.
В медикаментах у нас недостатка не было. Непрерывно, борт за бортом, приземлялись самолёты с гуманитарной помощью. Было организовано котловое довольствие, буквально на каждом углу стояли ящики с консервами, хлебом, минеральной водой… Отложилось в памяти, как слаженно работали международные группы. Особенно мне запомнились французы. Мы тогда впервые увидели у них специальные «лодки-волокуши» для переноса раненых – изнутри они были бархатистыми, человека как будто упаковывали и ещё укрывали одеялом, получался такой термопакет. Было очень много добровольцев, они помогали санитарам ухаживать за ранеными. Я знаю, что многие брали отпуска за свой счёт и приезжали к нам.
После спитакской трагедии в моей памяти надолго осталось чувство сплочённости. Сейчас любят пообсуждать грязные подробности, например, о якобы массовом мародёрстве, но это были единичные случаи. К нам приводили двоих таких персонажей – оба получили сотрясение мозга, потому что кто-то из местных их поймал и надавал по голове…
После командировки в Армению я продолжил учёбу, а потом меня распределили на должность главного нейрохирурга Уральского военного округа. Но этот опыт я не забуду никогда. Пожалуй, главное, чему научили меня те десять дней – как организовать даже самую тяжёлую работу и никогда ни при каких обстоятельствах не опускать руки.