Конструктор Виталий Нисковских убеждён: «Станина должна быть красивой и стройной, как девушка»

Сейчас, когда прилагаются громадные усилия по переводу отечественной экономики на инновационные рельсы, есть повод вспомнить о том, что в своё время на Урале был совершён настоящий инновационный прорыв. Коллектив уралмашевских конструкторов под руководством Виталия Нисковских создал лучшую в мире машину непрерывного литья заготовок (МНЛЗ). Что кардинально изменило металлургию и во многом определило её развитие.

Особо весомо достижение Нисковских и его коллег ещё и потому, что МНЛЗ пытались одновременно разработать конструкторские бюро в США и Европе, да и отечественных конкурентов хватало, но победа досталась уральцам. Однако как профессионал конструктор Виталий Нисковских родился задолго до этого, мирного, времени.

—Виталий Максимович, как я понял из вашей автобиографической книги «Так это было», во время войны вы чуть не угодили под трибунал, будучи авиационным механиком. И спасло вас уже тогда проявившееся врождённое конструкторское чутьё. Как это было?

— Я занимался обслуживанием новейшего по тем временам самолёта Ер-2, названного так по фамилии конструктора Ермолаева. Фактическим же его создателем был легендарный советский авиаконструктор — итальянский барон Бартини, работавший у нас «за решёткой». В начале войны эти бомбардировщики летали бомбить Берлин. Было их тогда немного, и понятно, что любая неисправность в них расценивалась как чрезвычайное происшествие со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Так вот, отремонтированная мною машина при заходе на посадку не смогла выпустить шасси. Самолёт долго кругами ходил над аэродромом. Фюзеляж его начал наполняться дымом, особенно отсек, где находился стрелок-радист, который даже пытался выпрыгнуть с парашютом. Но в конце концов самолёт посадили, и к делу приступила спецкомиссия, которая... не выявила причину неполадок. Что, разумеется, вину с меня не снимало. Так что мне пришлось самостоятельно найти неисправность и устранить.

—Исследуя вашу биографию, Виталий Максимович, я пришёл к выводу, что конструктором вы, в общем-то, стали случайно. Работая механиком цеха, вы не имели достаточно времени для учёбы на вечернем факультете политехнического института. И перевелись в конструкторский отдел, так как считали, что там у вас будет побольше свободного времени. Иными словами, не будь таких обстоятельств, не было бы и конструктора Нисковских?

— Нет, я шёл к работе в конструкторском отделе завода целенаправленно. Да и в цехе-то я работал не только технологом и механиком, но и конструктором, причём — дольше всего. Моей задачей было — восстанавливать изношенные станки, большей частью немецкого происхождения. Документации, а тем более детальных чертежей, на них не было. И я целыми днями эскизировал изношенные и сломанные станочные детали, а затем следил за их изготовлением. Но мне хотелось не только срисовывать сконструированные кем-то машины, но и создавать такое оборудование самому. Потому и перешёл в основной конструкторский отдел завода, хотя устроиться туда было тогда очень непросто.

—Наверное, когда вы сами стали главным конструктором, не ждали, когда к вам занесёт второго Нисковских, а целенаправленно подбирали кадры? Примерно как на фронте. Когда там прибывало пополнение, то первой отбирала себе солдат полевая разведка. Действовало ли на Уралмашзаводе правило, что поступающих инженеров в первую очередь посылали к конструкторам?

— Мне кажется, аналогия с новобранцами для конструкторского отдела Уралмаша не совсем подходит. «Новобранцев» для отдела главного конструктора МНЛЗ мы подбирали задолго до того, как они приходили на завод.

В армии ведь нужного бойца можно за пять минут выбрать. Сразу видно — крепкий мужик или нет, здравомыслящий или так себе. А подобрать конструктора сложнее. Обычно наши конструкторы ходили на соответствующие кафедры вузов и подолгу разговаривали с ребятами. Но никаких экзаменов при приёме на работу мы не устраивали — определить конструкторский талант очень сложно. Проверяли людей в работе. Не скрою, случались и кадровые ошибки.

На мой взгляд, прежде всего конструктор должен быть эрудированным человеком. Чем больше у него знаний и навыков в любых специальностях, а не только в своей — узкой, тем лучше. Вот и Химичу, начальнику конструкторского бюро прокатного оборудования, куда я попросился, понравилось, что меня много чему научили и до Уралмаша, и на самом заводе. И он взял меня на работу.

— Но не правильней ли тогда ввести в технических вузах специальность «Конструктор», а потом распределять выпускников по заводам?

—Дело в том, что у конструктора, в первую очередь, должен быть большой багаж общеинженерных знаний, ему необходимо разбираться в современных технологиях, да и во многом другом. По сравнению со всем этим конструкторские приёмы — сущая мелочь. Поэтому изучать конструкторское дело отдельно, в отрыве от тех сфер, где знания конструктора будут применяться, нецелесообразно.

Кто же такие конструкторы машин? Это, как правило, инженеры-механики, умеющие подобрать двигатель для привода агрегата, подшипники. Им знания разнообразной техники очень нужны.

Мне, например, в работе конструктора очень помогало то, что я имел опыт авиационного механика. Причём в авиа-школе механиков нам привили очень много нужных навыков — научили сварке, клёпке, слесарному делу. Конечно, конструктору желательно знать всё это. А не только то, как делать чертежи.

—Но тогда кто были ваши учителя и кому больше всего вы обязаны своим профессиональным становлением?

—В первую очередь назову Химича. К моему приходу в отдел Георгий Лукич был уже известным на всю страну конструктором, и работать под его началом представлялось мне большой удачей. Специфика конструкторского коллектива требует от его начальника особых качеств. И они были присущи Химичу в полной мере. Он был мудрым руководителем и обладал, я бы сказал, особым стилем общения со своими подчинёнными — без менторства, назиданий и поучений. Для конструкторов отдела он был примером для подражания и в работе, и в личном плане.

Нас всегда покоряла его храбрость, почти авантюризм в принятии технических решений. Часто можно было слышать, что Химич у нас самый молодой сотрудник отдела. А его активная позиция во внедрении новой техники, умение мгновенно схватить суть, усмотреть главное, дать верную оценку предполагаемому варианту вызывали восхищение. Георгий Лукич был не только инженером, прекрасно владеющим техникой конструирования, но и политиком, дипломатом, когда это требовалось.

Ещё одним образцом для меня был Геннадий Николаевич Краузе, в бригаду которого Химич отправил меня работать. По общему мнению, он был конструктором от Бога. В проектах оборудования общепризнанным на заводе был стиль Краузе: созданные им машины отличались изяществом(он, к примеру, не допускал угловатостей) и пропорциональностью всех элементов конструкции.

Сразу поразило его мастерство. Помню, как-то молодой конструктор рисовал станину прокатной клети. Геннадий Николаевич посмотрел, взял карандаш и ... как махнул по чертежу. Всего-то пару линий добавил, а станина преобразилась. И сказал, что «станина должна быть красивой и стройной, как девушка». Абсолютно с ним согласен. Действительно, давно замечено — то, что красиво, работает хорошо.

— Вы, Виталий Максимович, называете работу конструктора творческой и даже романтичной, но как это сочетается с тем, что та же знаменитая МНЛЗ была создана по заданию партии и правительства?

—Что касается задания Уралмашу по созданию МНЛЗ, то оно действительно было — постановление правительства страны и ЦК КПСС. Но, хоть и действовали мы по заданию, подошли к нему творчески.

Раньше в стране было принято, что технологию машиностроительным заводам, изготовляющим металлургическое оборудование, разрабатывают институты того же профиля. Они же и выдавали задание на проектирование. А мы самостоятельно взялись за такую задачу.

Это было очень необычно для машиностроительных заводов. И поэтому все тогда закричали, что мы лезем не в свои дела (да и до сих пор ещё кричат). Но именно такой, нестандартный, подход к делу помог Уралмашу выйти на передовые в мире рубежи по строительству МНЛЗ.

—Правда ли, что в спорах с противниками уралмашевской установки доходило чуть ли не до драки? И что ставший потом премьером Николай Иванович Рыжков, в бытность которого директором Уралмашзавода предприятие добилось больших успехов в разработке МНЛЗ, очень жёстко отстаивал уральское детище?

—Ну, до махания кулаками не доходило — всё-таки люди над МНЛЗ работали интеллигентные. Но перепалки были очень жаркими. Однажды после схватки с академиком Целиковым (он был в стране ведущим специалистом по разливке стали) Рыжков отказался ехать с ним в одной машине...

Большую роль сыграла поддержка Алексея Николаевича Косыгина. Помню его слова, обращённые к уралмашевцам: «Я вижу, что вам будет очень трудно. Безусловно, я буду вам помогать, но не думайте, что моя помощь решит все проблемы. Не сдавайтесь. Держитесь».

И, как у нас часто бывает, сперва сделанное на Уралмаше оценили за рубежом. О нашей МНЛЗ узнали в Японии, в фирме «Кобе Стил», и выразили желание познакомиться с ней поближе.

—А вот с этого места поподробней. Даже в наши дни российским машиностроителям мало что удаётся продать в развитые страны, а во времена СССР это и вовсе было исключительным событием.

—Японцев с нами свёл заместитель министра внешней торговли СССР Николай Николаевич Смеляков, автор популярной в то время книги «Деловая Америка». В бытность его директором завода «Красное Сормово» он принимал активное участие в создании и освоении первой советской промышленной установки непрерывной разливки стали вертикального типа. Этим, видимо, и объясняется его интерес к нам. Хотя наша установка носила принципиально иной характер.

Любопытно, что делегация из Страны восходящего солнца, побывавшая в Нижнем Тагиле на НТМК, где доводилась до ума наша МНЛЗ, уехала, никак не выразив своего отношения к увиденному. Поэтому для нас стало полной неожиданностью, что всемирно известная фирма «Кобе Стил» хочет купить лицензию на право производства нашей МНЛЗ.

К слову, в конце концов это и произошло. Но чувство искренней радости было сопряжено и с пониманием большой ответственности, которую мы принимаем на себя. Даже у нас на заводе некоторые специалисты стали высказывать сомнения, опасаясь грандиозного провала всей нашей затеи с продажей лицензии. Ещё более мощная критика пошла со стороны наших отечественных конкурентов.

—И как вам работалось с японцами? Я слышал, что вас единственного от советской стороны «Кобе Стил» пригласила на первый пуск МНЛЗ.

—Возможно, потому, что вследствие длительного общения со многими специалистами фирмы у меня установились с ними дружеские, доверительные отношения. Меня они не считали посторонним. Даже вместо трудно произносимой для японцев моей фамилии они обходились только первым слогом, в результате получалось — «Ни-сан».

После того, как пуск прошёл успешно, все его участники встали у длинного стола с лёгкими закусками. Каждому была предложена фарфоровая рюмка с сакэ. Кто-то из руководителей фирмы произнёс несколько слов, и вдруг все дружно запели. Возможно, это был гимн фирмы, пафосный и в то же время мелодичный. В конце песни трижды прозвучало — «Банзай!». Всё было настолько торжественно, создавало настолько праздничное, победное настроение, что я чуть не крикнул вместе со всеми: «Банзай!». Выпили по рюмке сакэ, и на этом торжество было закончено.

Вслед за японцами на нас обратили внимание металлурги Германии, Франции, Швеции и даже Австралии. Не в пример тому, как отнеслись к нашему детищу на Родине.

—Но в конце концов пришло признание и в родных пенатах. Слышал, что вас даже хотели избрать в Академию наук. Так?

—Интерес к моей персоне со стороны академии я объясняю тем, что из неё тогда выбыл ряд учёных, работавших в промышленности. Освободившиеся места необходимо было заполнить. Отсюда естественное внимание со стороны академии к главному конструктору, автору и инициатору создания установок нового поколения.

—И что же помешало вам стать академиком?

—Ну, не академиком, а сперва членом-корреспондентом. Ведь этим надо было заниматься, а я был сильно загружен на основной работе. Теперь я думаю, что всё-таки для этого нужно было выкроить время. Потому как это касалось не только меня. Избрание членом-корреспондентом Академии наук главного конструктора завода утверждало безусловное лидерство Уралмаша в непрерывной разливке стали, а следовательно возрастала и конкурентоспособность предприятия.

—Как же так получилось, что мы изобрели лучшие в мире МНЛЗ, а наибольшее распространение они получили за рубежом? Причём на Западе настолько ушли вперёд в этом направлении, что мы теперь вынуждены покупать эти установки у иностранцев.

—Да, сейчас Уралмаш делает очень мало таких машин. И сказать, почему мы пришли к такому итогу, сложно. Возможно, в этом виновата инертность наших металлургов. Они медленнее, чем западные металлурги, переходили на непрерывную разливку стали.

Бесспорно, несколько западных фирм, занимающихся непрерывной разливкой стали, ранее позаимствовали наши идеи. Но сейчас они двигаются вперёд уже без нас.

—По сути, МНЛЗ для своего времени была самой передовой инновацией. Можно ли применить ваш прошлый опыт для решения нынешних инновационных задач?

—Конечно, наш опыт сегодня вполне может пригодиться. Он ведь в чём заключается? В серьёзном подходе к решению задач — в доскональном изучении технологических и других процессов.

Важно, что при создании МНЛЗ мы действовали не как исполнители чужой воли, а как исследователи и творцы. А для этого пришлось вникнуть во многие вопросы, далёкие тогда от конструкторов, к примеру — в металловедение. Секрет нашего успеха — в разносторонних исследованиях. Ведь инновации просто так не появляются.

— Ну, а если говорить приземлённей, то можно ли возродить прежнюю славу уралмашевской школы конструкторов? И что для этого нужно сделать?

—Мне кажется, многое зависит от статуса конструктора на заводе. Например, когда началась перестройка, то на Уралмаше конструкторов полностью подчинили службе сбыта. И я сразу сказал, что это неправильно.

И уже тогда предложил на базе конструкторских отделов создать самостоятельные в хозяйственном отношении фирмы — во главе с главными конструкторами. Они должны быть опытными специалистами со своими идеями, доскональным знанием дела. Ведь заказчик может и не понимать, какую машину ему надо. И заказчика этого следует воспитывать.

Кстати, на Западе конструкторский отдел — это и есть вся фирма. Что такое знаменитая компания «Демаг» — это конструкторский отдел, больше у них ничего нет. Что такое фирма «Шлёман»? То же самое. В этих компаниях считают, что прежде всего надо сделать грамотный проект и доказать заказчику, что этот проект — хороший. А кто изготовит оборудование? Да какая разница!