Армянский город Спитак был полностью стёрт с лица земли 7 декабря 1988 года. Здесь находился эпицентр одного из самых разрушительных землетрясений в истории. Хватило всего 20 секунд, чтобы превратить в руины 21 город и районный центр, 324 села. Стихия унесла жизни 25 тысяч человек…
Вся страна была мобилизована. Восстановительными работами руководил последний председатель Совета Министров СССР Николай Иванович Рыжков. К тому времени он прожил на Урале четверть века, прошёл путь от мастера до генерального директора Уралмаша. Сегодня – член Совета Федерации Федерального Собрания РФ. Накануне памятной даты Николай Иванович рассказал нам о том, что происходило в Армении в первые дни трагедии.
- Землетрясение произошло в 11 часов 41 минуту по местному времени. Мне позвонили по правительственной связи из республики где-то после полудня. Но на том конце провода не могли толком объяснить, насколько всё серьёзно. В зону бедствия вылетели мой заместитель Борис Евдокимович Щербина, который в это время как раз был в командировке в Армении, и первый секретарь республиканского ЦК партии Сурен Гургенович Арутюнян. Поначалу я не особо переживал, потому что в огромной стране природные катаклизмы случаются нередко – Средняя Азия, Дальний Восток… Мы в какой-то степени не то чтобы попривыкли, но в целом знали, что делать. Часов в пять вечера со мной связался заместитель Щербина и с волнением сообщил: это катастрофа. Положение тяжелейшее.
Республика не такая уж большая, но я прекрасно понимал, что они вряд ли сами справятся. Я принял решение вылететь на место.
Было всего несколько часов на тщательную подготовку. До позднего вечера мы с министром обороны обсуждали, как использовать армию, Госстрой предлагал различные планы восстановления зданий, определялись с возможностями госрезерва, профсоюзы ВЦСПС я попросил максимально освободить санатории на юге. Нам нужно было где-то разместить тысячи людей, которые остались без крова. Декабрь в гористой местности – это 15–25 градусов мороза по ночам…
К утру я был в Ереване, потом – в Ленинакан, где уже подремонтировали взлётную полосу. На красном «Икарусе» мы еле-еле доехали в город. Это было что-то невероятное… Кругом разруха, дороги забиты машинами, потому что люди со всей республики бросились помогать. Тогда я понял, что на нашу страну упало тяжелейшее испытание. Это был второй удар. Первым был Чернобыль.
Николай Рыжков (род. 28 сентября 1929 года в Донецкой области) – советский, российский партийный и государственный деятель.
С 1950 по 1975 год работал на разных должностях на Уральском заводе тяжёлого машиностроения им. Серго Орджоникидзе (Уралмаш).
Был последним председателем Совета министров СССР.
С 2003 года – член Совета Федерации Федерального Собрания РФ.
Национальный герой Армении (2008).
Среди множества наград и званий особенно дорожит званием Почётного гражданина Свердловской области, которое было присвоено Николаю Рыжкову в 2014 году. В интервью «ОГ» после вручения награды он сказал: «Урал для меня – край, который я полюбил навсегда. Здесь прошли самые счастливые годы моей жизни».
– Горбачёв прибыл на место не сразу. Почему?
- Он прилетел через несколько дней. Дело в том, что в момент трагедии он находился в Нью-Йорке. Я с ним разговаривал поздно вечером 7 декабря, после его выступления в ООН (это была речь, в которой Горбачёв призывал к новому мировому порядку, основанному на общечеловеческих ценностях и демократии. – Прим. ред.). Он сказал, что в курсе, «тут идут такие разговоры». И стал советовался со мной, что делать с официальными визитами на Кубу и в Англию. Я ответил, что ни о каких визитах и речи быть не может. Когда такое несчастье, надо немедленно возвращаться в страну. Он прислушался, отменил поездки.
– Говорят, дома были построены некачественно, поэтому произошли такие масштабные разрушения…
- Мы специально создали комиссию, которая разбиралась с этим вопросом. Конечно, были нарушения. Где-то действительно закладывали меньше цемента, чем требовалось. Но в панельный дом хоть пять порций цемента дай, он при землетрясении такой силы ни за что не устоит. Кстати, на окраине города до сих пор почти невредимы стоят армейские казармы, построенные ещё в XVIII веке из красного кирпича. По ним после землетрясения прошли только лишь небольшие трещины.
Нарушения были по сейсмике. Сейсмические карты по-настоящему не использовали, и дома строили там, где строить не надо было. Позже новые микрорайоны мы возводили строго по этим картам. Кстати, первый дом заложили уже через месяц, 7 января.
– Как на трагедию отреагировали иностранные государства?
- Откликнулись больше ста стран, причём 64 не просто высказали соболезнования, а помогали реально – деньгами, тёплой одеждой, медикаментами. Это было удивительно, потому что после аварии в том же Чернобыле иностранцы нам ни копейкой не помогли…
Мы практически ничего не просили сами. Пожалуй, единственное, что мы просили и нам давали – специальные аппараты «искусственная почка». Они были необходимы для специфических травм. Когда человеку под завалами долго сжимает какую-то часть тела, потом образуются сгустки крови, они циркулируют в организме и забивают почки. Человек быстро умирает. У нас было очень мало этих аппаратов. Иностранцы передали нам большое количество «искусственных почек», и это спасло очень многие жизни.
Я убеждён, что без помощи всех без исключения республик СССР и иностранных государств нам с бедой было бы не справиться.
– Азербайджан тоже помогал? В 1988-м я и моя семья жили в Баку. Родители рассказывали, как в очередях, на улицах слышалось злорадство, мол, по заслугам…
- Очень трудно было объяснить обеим сторонам, чтобы перестали враждовать хотя бы на время бедствия. Я хорошо помню, как на границе, когда из Азербайджана ехали машины с помощью, нам приходилось менять их номера на армянские, чтобы они без проблем проезжали по местным территориям.
Да, Азербайджан помогал.
Спитакское землетрясение было вторым по масштабу разрушений в СССР. В октябре 1948 года в Ашхабаде стихия уничтожила 90 процентов зданий, по разным данным, погибли от 110 до 176 тысяч человек. Но сила подземных толчков в Туркмении была меньше, чем в Армении.
Мощь землетрясения в Спитаке оценили в 10 баллов из 12 возможных по шкале Рихтера. В Ленинакане зафиксировали 9 баллов, Кировакане – 8. Значительную часть республики охватила стихия в 6 баллов. Подземные толчки ощущались в Ереване и Тбилиси.
Второе название землетрясения — Ленинаканское, в этом городе было больше всего жертв — 17 тысяч человек.
По официальным данным, погибли 25 тысяч человек, 514 тысяч лишились крова. 230 промышленных предприятий были полностью или частично разрушены, 600 км автодорог были выведены из строя.
Во время ликвидации последствий стихии потерпели крушение два самолёта, доставлявших помощь в район бедствия – югославский и советский.
– В восстановлении и строительстве новых микрорайонов участвовали свердловчане?
- Да. К примеру, существенным был вклад Олега Лобова (вместе с Борисом Ельциным работал в Свердловском обкоме КПСС, где курировал сферу строительства, в год трагедии был заместителем председателя Совета министров РСФСР. – Прим. ред.). Он всегда был в эпицентре событий. После катастрофы он остался в Армении вторым секретарём ЦК компартии. Его и сейчас очень уважают в этой стране.
– Как быстро удалось ликвидировать последствия разрушительной стихии?
– Далеко не так быстро, как мы рассчитывали. Летом 1989-го из всех союзных республик здесь было сосредоточено 170 тысяч строителей. Вы только представьте себе масштаб! Мы были уверены, что через три-четыре года всё отстроим, но вместе с развалом страны рухнули и наши планы. Все уехали по своим национальным квартирам, Азербайджан объявил транспортную блокаду… Восстановление задержалось лет на десять, а то и больше.
– Люди суеверные приводили тогда много домыслов о том, что землетрясение стало наказанием за затянувшиеся закавказские конфликты, кто-то видел в нём предвестник развала СССР… О чём тогда говорили в неофициальных кругах?
- Надо понимать, что в Армении была очень сложная политическая обстановка. Находились группы людей, настроенных против власти, которые говорили, что это сознательно спровоцированное землетрясение. Якобы в Грузии есть некая сверхглубокая скважина, и там взорвали атомный заряд, чтобы вызвать катастрофу. Но это всё чепуха!
Предусмотреть взрыв стихии такой мощи человечество не научится никогда. Хотя мы можем научиться точно, до секунды предугадывать. Я слышал от местных много историй о том, как накануне бедствия во дворы выползали гадюки, как беспокоились животные, и вода уходила из колодцев. Человек научится чётко считывать такие признаки, если они действительно что-то значат, а вот остановить, повторяю, взрыв природной стихии типа землетрясения – вряд ли.
Природа нанесла нам удар с невероятной жестокостью. Но мы извлекли из этого важный урок. Главное, что нас спасло – это милосердие и сочувствие. В то время в Армении, как я уже говорил, были все республики Советского Союза, и весь мир откликнулся на эту трагедию. Такое трудно представить в наше время…
– Николай Иванович, что за история про автомобиль-люкс для первого лица? Якобы Горбачёв ездил на нём среди руин. Сейчас этот эпизод как-то особенно смакуют…
- Когда он собирался в дорогу, мне позвонили из его охраны. Так и так, мы вылетаем. «В каком состоянии взлётная полоса в Ленинакане? Тяжёлый самолёт там приземлится?», – спрашивает начальник охраны. Отвечаю: «Обычный пассажирский сядет, вертолёт тоже. Зачем тяжеловес?» И тут я узнал, что они хотят перегонять персональный лимузин главы государства. Моему негодованию не было предела. «Вы там все с ума посходили? – говорю. – Вы ещё не только ЗИЛ притащите, но и мотоциклистов в форме для сопровождения. Как на параде».
Я заявил, что мы будем передвигаться «Икарусом». Но лимузин они всё-таки прислали. Хотя он так и простоял без дела, Михаил Горбачёв на нём ни разу там не ездил, заявляю об этом с полной уверенностью. Я встретил их с Раисой Максимовной в аэропорту и посадил в «Икарус». Вместе с охраной.