Сергей Спиридонов, старший научный сотрудник отдела научно-экспозиционного проектирования Государственного музея политической истории России, Москва:
— Революция — очень сложный процесс, который подготавливался в течение многих десятилетий. Ничего не произошло «вдруг». Все те противоречия, которые накопились к 1917 году, формировались в стране очень долго. И в какой-то момент все они сошлись в одной точке и по-другому разрешиться уже не могли. Ответственность за произошедшие события стоит возложить в первую очередь на правительство Российской империи, а также на императора Николая II.
Великая Октябрьская социалистическая революция стала, конечно, большой трагедией для всей России и её жителей. Она привела к гигантскому количеству жертв, слому жизней и судеб. При этом, с точки зрения истории, Россия получила обновление, модернизацию, которые, безусловно, были необходимы стране. Только вот цена модернизации оказалась крайне высока…
Достижение революции — она изменила жизнь людей простых сословий. Появилось и масштабно заработало то, что сегодня называют «социальными лифтами». Многие из числа тех, кто при Российской империи не смогли бы вырваться за рамки своего сословия, получили доступ наверх. И речь не только о том, что они взяли власть и вошли в правительство — они смогли стать крупными учёными, артистами, художниками, композиторами… Был и большой рывок в науке, обеспеченный именно политикой советской власти. Создавались новые успешные течения в искусстве - весьма своеобразные. Это конструктивизм, появившийся в 1920-х годах, с его строгими геометрическими формами в архитектуре и дизайне. Кстати, Екатеринбург известен как один из центров советского конструктивизма. Это и направление футуризма, оставившее большой след в русской поэзии своим словотворчеством и необычным ритмом. И, конечно, это советский абстракционизм, кубизм и так называемое «органическое направление» русского авангарда, воспринимавшего мир цельным, без хаоса.
В итоге, увы, история показала, что проект Союза Советских Социалистических Республик оказался во многом утопичен, и построение коммунизма, невиданной доселе социально-экономической формации, тоже оказалось нежизнеспособным. В этом я вижу большую трагедию — и не только революционеров, но и их потомков — всей страны, которая поверила в их «правое дело».
Светлая, футуристическая идея социального преобразования государственного строя спустя семь-восемь десятков лет оказалась нереализуемой… в том виде, в котором она задумывалась изначально.