Евгений Зашихин, главный редактор издательства Уральского университета, кандидат филологических наук:
— Прав был один из главных устроителей революции 1917-го — тот, кто подгадал этот переворот как подарок себе на день рождения к 26 октября (7 ноября н.ст.), когда семь лет спустя после тех событий озаглавил свою статью о них «Уроки Октября». Да, именно исторический, политический, нравственный уроки — это, пожалуй, самое важное, что могла бы обрести Россия из той кровавой смуты. Могла, если бы не наша привычка наступать на всё те же грабли (подробнее читайте «Красное колесо» А.И. Солженицына). Не говоря уже про традицию не учить уроков…
Речь идёт о статье Троцкого, чьё лидерство в перевороте признавал даже Сталин, который в 1918-м писал, что «вся работа по практической организации восстания проходила под непосредственным руководством председателя Петросовета т. Троцкого». В статье «Уроки Октября» Лев Давидович, подчеркнув, что стратегической задачей большевиков в те дни было овладение властью, восхищался их решительностью: «Революция… заранее обречена на крушение, — если бы Ленин не апеллировал против ЦК к партии <…> Нетрудно себе представить, как писали бы историю, если бы в ЦК победила линия уклонения от боя. Официозные историки стали бы, конечно, изображать дело так, что восстание в октябре 1917 года явилось бы чистейшим безумием, и давали бы читателю сногсшибательные статистические подсчёты юнкеров, казаков, ударников, артиллерии, расположенной веером, и корпусов, двигавшихся с фронта. Эти силы представлялись… несравненно грознее, чем оказалось на деле. Вот урок, который нужно выгравировать в сознании каждого революционера!».
Слава Богу, отечественная литература ХХ века, курс которой я читаю будущим журналистам в УрФУ, при всей обращённости к идеалам свободы и справедливости, симпатии к униженным и оскорблённым (а невнимание к последним — невыученный урок любой власти!), в лице своих лучших представителей уже тогда осознавала гибельность социального эксперимента, который ставился над Россией. Перечитайте «Окаянные дни» Ивана Бунина, «Несвоевременные мысли» Максима Горького, публицистику Леонида Андреева. И сами убедитесь, что отнюдь не вся интеллигенция страны, подобно пастернаковскому герою — доктору Юрию Живаго, радовалась революции как врачующей процедуре: «Взять и разом артистически вырезать старые вонючие язвы!» К сожалению, последствия той «хирургии» кровоточат до сих пор…
На недавней выставке фотографий и аудиоверсии дневников М.М. Пришвина в Ельцин Центре меня зацепила такая вот запись писателя, сделанная в августе 1951-го: «Тяжело думать, что революция, начиная с Октября и до сейчас, не дала мне малейшей радости жизни, и я радовался как бы преодолевая тяжкую болезнь революции…»
Резюмируя, скажу, что больному обществу (и здесь я не только о царской России), разумеется, требуется радикальное исцеление, однако не стало бы лекарство смертельной инъекцией!