Юлия Шойгу конечно же, дочь министра обороны. Но ещё Юлия Сергеевна директор Центра экстренной психологической помощи МЧС России, кандидат психологических наук. Согласившись на интервью, она сразу поставила условие никаких конкретных историй: люди могут себя узнать, и им будет больно. Что ж, про боль понятно. Про боль в службе, возглавляемой нашей собеседницей, знают едва ли не больше, чем где бы то ни было. И слава Богу, что приезд высокой гостьи (и других высоких гостей) в Екатеринбург связан не с чрезвычайной ситуацией, а всего лишь с Всероссийским съездом психологов силовых структур. Правда, с первым съездом. Что почётно и, наверное, ко многому обязывает.
А кстати, почему именно столица Урала стала тем местом, где решили собраться специалисты, призванные лечить человеческие души в момент наивысших страданий? Если честно, наш разговор с Юлией Шойгу на этом вопросе закончился. Но логичнее показалось с него всё-таки начать.
Мы сразу предполагали, что соберёмся где-нибудь подальше от Москвы. А Екатеринбург, он в центре страны, что максимально удобно. К тому же каждое ведомство (а на встрече присутствовали психологи и МЧС, и Мин-обороны, и МВД, и других силовых структур) имеет в Екатеринбурге своё подразделение.
Каковы ваши впечатления от съезда?
Мы очень долго к нему шли. Идея возникла более четырёх лет назад. Она продумывалась, обсуждалась... А последние полтора года подготовкой занялись уже вплотную. Так что всё происходившее здесь стало кульминацией. И большим шагом вперёд. Потому что удалось в своей профессиональной среде обговорить волнующие вопросы. Вот, к примеру, в федеральном законодательстве практически отсутствуют акты, которые регулировали бы работу психологов. Их права и обязанности, а равно права и обязанности пациентов. Отсюда и растущее количество ситуаций, когда за специалистов выдают себя люди случайные, к психологии отношения не имеющие. Мы, правда, в более выигрышном положении, поскольку есть ведомственные нормативы. Но проблемы это не снимает. А ещё в разных ведомствах специалисты решают похожие задачи. Если собрать все наработки, можно и труд себе облегчить, и результатов лучших добиться. А на съезде как раз приняли решение о создании единой научно-методической базы.
С точки зрения организации съезда придирки есть?
Всё прошло на высочайшем уровне. На редкость гладко. А если проблемы и возникали, устранялись они оперативно.
Теперь о вашей службе. Обходится ли хоть одно ЧП в стране без психологов МЧС?
На самом деле ЧП слишком общее понятие. Это и катастрофа, и стихийное бедствие, и взятие заложников... Психологи МЧС работают во всех крупных чрезвычайных ситуациях, где пострадали люди. А в последние годы мы стараемся выезжать уже и на пожары, и на суициды, и на ДТП... Впрочем, моя задача организовать процесс. Это, естественно, не исключает взаимодействия с конкретными жертвами и их семьями, но возможность контактировать с потерпевшими я получаю лишь тогда, когда пункты временного размещения разбиты, «горячие линии» подключены, процесс опознания погибших налажен. Учесть все нюансы и организовать процедуру так, чтоб последствия были наименее травматичны вот главное.
А если беда случается далеко от Москвы?
Как только поступает оперативная информация, максимально быстро делается прогноз развития событий. К тому же мы моментально связываемся с коллегами и сначала дистанционно стараемся им помочь, подсказать, как лучше действовать. Поскольку наша служба относится к разряду аварийно-спасательных с трёхчасовой боевой готовностью, то уже через три часа группа специалистов вылетает на место, в любую точку страны или земного шара. А дальше всё зависит от обстоятельств. Имеют значение погодные условия, сила разрушений, количество жертв... И подстерегающие опасности, и то, как ведутся спасательные работы, и где размещены люди, лишившиеся крова. И, если речь о захвате заложников, то что это: пьяный семейный конфликт или террористическая акция.
Есть ли что-то общее в поведении пострадавших?
Наша психика удивительный подарок природы. Человеческие реакции подчинены, конечно, определённым законам, потому похожи и вписываются в «нормальную реакцию в ненормальных обстоятельствах». Но у кого-то ответное поведение выливается в гнев, у кого-то в страх. Бывает тревога, отчаяние, слёзы, ужас... Но всё это лишь отклик на сложную ситуацию. Знание вероятных реакций как раз и облегчает специалистам поиски путей, которые помогут пострадавшему справиться с трагедией и жить дальше.
Ваш инструмент слово?
Наш инструмент профессиональные знания, навыки, умения. Часто мы ограничиваемся правильно построенной беседой. Но есть и специальная аппаратура, которая позволяет продиагностировать человека, разобраться в резервах его организма, мобилизовать их. А стрессоустойчивость, кстати, можно и потренировать. Хотя это длительный процесс и гораздо чаще используется при подготовке специалистов, чем при спасении пострадавших.
Вы работаете с пострадавшими до возвращения им душевного здоровья? Или, оказав первую помощь, передаёте гражданским психологам?
Мы работаем в период аварийно-спасательных работ. Потом ответственность переходит на субъект федерации. Практически повсюду есть психологические и реабилитационные центры, с которыми наши специалисты взаимодействуют.
С детьми занимаются особые люди?
В принципе, все наши специалисты могут работать с детьми. Но, как обычно, у кого-то получается лучше, у кого-то хуже. Если детей, нуждающихся в нашей помощи, много, формируем команду.
Часто ли приходится рисковать самим?
Первое, чему учат, когда приходишь в МЧС, так это умению обеспечить минимальный риск для себя. Недопустимо увеличивать количество пострадавших в зоне бедствия из-за чьей-то неосторожности. Рискованным поведением мы отвлекаем коллег от основной задачи. Человек, позволяющий себе такое, абсолютно точно в нашем ведомстве долго не проработает. Впрочем, иногда бывает, что риск оправдан результатом. Это другое дело.
Существует ли проблема «выгорания» сотрудников?
Профессиональное «выгорание» обычно связано с утратой мотивации. Смысла работы. А мы любим дело, которому служим. Нам нравится оказывать помощь людям. Радость, когда человеку с нашим участием удаётся найти силы для дальнейшей жизни, ни с чем не соизмерима. Случайные сотрудники, разумеется, уходят. Неслучайные держатся долго.