Сегодня премьерой любимой, но неожиданной «Сильвы» Свердловская область завершает Год театра

: Ирина Клепикова
Приобретя «судьбу», Сильва (арт. Ольга Балашова) в версии Дмитрия Белова уже не просто «красотки, красотки, красотки кабаре», но женщина с незаурядно сильным характером. Фото: Алексей Кунилов

И только вечером станет известен финал оперетты, который Свердловская музкомедия держит в секрете до последнего. «Выдают» единственное: финал неожиданный. По-другому, наверное, и не могло быть. Согласившись на предложение театра поставить «Сильву», обладатель «Золотой маски» Дмитрий Белов решил ставить не набор ожидаемых хитов, а для начала… вернуть из небытия биографию главной героини. Во всех, доступных театралам либретто о ней известно лишь – «звезда варьете». Всё! Cюжет строится исключительно на любовной «санта-барбаре». Но выяснилось: со времён Кальмана в судьбе Сильвы – глубокий бэкграунд.

– Какой должна быть «Сильва» – знают все , – на вопрос «ОГ» отвечает Дмитрий Белов. – Огромное количество версий в разное время подтягивались под разные нужды и задачи. В советском театре, например, это был идеологически заточенный материал: родители Эдвина, представители буржуазии, сводились до уровня подонков или идиотов. И сам герой был не очень далёким человеком. А «революционеркой» была Сильва… Надо было освободиться от штампов.

Чтобы освободиться – надо знать всё. Просмотрел всё, что можно было найти. Самая ранняя запечатлённая версия – фильм Георга Якоби 1934 года, времени фашистской Германии. Уже после войны он же снял вторую «Сильву», где полностью убрал военную тему. А наш герой – военный, и действие происходит накануне Первой мировой войны. Это важно. Но и в советском театре тема военных была убрана. На первый план выпячивался аристократизм Эдвина. Сильва же, по сути, была не героиней, а жертвой режима. Не важно – какого: царского, австро-венгерского. Кровавого! У нас ведь, знаете, со времён Штрауса «Франц-Иосиф – душитель народов»…

–  А Сильва как раз – девушка из народа…

– Вот-вот! Обратился к реальной истории Австро-Венгрии и её малых народов, реальной топонимике и персонажам. Выяснилось, в пьесе упоминается: Сильва родом из Трансильвании. Это один из полудиких горных районов, где цыгане, евреи, молдаване, венгры, румыны живут в какой-то дикой этнической смеси. На дикой окраине. Почему, кстати, одно из действий «Бориса Годунова» происходит в корчме? Корчма на границе между Россией и Литвой, где не действуют законы, действующие в центре. Вот и Сильва выросла в районе, где никакие законы не действуют. Люди живут как бог на душу положит. Занимаются контрабандой…

Почему я твёрдо решил, что и Сильва имеет к этому отношение? Название танца «чардаш» происходит от слова «чарда», в переводе с мадьярского – «одинокая корчма». Притон для контрабандистов. Понимаете, черта оседлости была не только в российской империи. Венгрия тоже отличалась жёстким неприятием инаковости мысли, традиций. Поэтому девушки, приезжая с окраин выступать-зарабатывать, чувствовали себя изгоями. И никогда не брали своих имён. Брали клички. У Кальмана в пьесе есть подлинные имена шансонеток и их прозвища.

И тут мы переходим к этимологии имён. Сильва происходит от «леса». Лесная! Фамилия Вареску – от слова «побелка». Так именовали себя люди, которые занимались покраской, побелкой домов. Фамилии (как у нас Ткач или Кузнец) давались по профессии.

Трансильванская девушка Сильва «вываливалась» из общего числа – слишком ярка была для места, куда попала. И всё равно взяла кличку-прозвище. Фирстенчардаш, княжна (или принцесса) чардаш. Cовершенно хулиганское соединение. Принцесса притона, можно сказать. Сонька золотая ручка. Вот такая богатая этимология. А теперь скажите: нужны нам были в оперетте такие асоциальные элементы?

– В нашей замечательной советской стране – нет. Потому Сильва и осталась без биографии?

– А ведь там есть ещё персонаж по имени Штази. Именно так звучит это имя правильно по-немецки. Но в 1950-е была создана служба немецкой разведки под названием «Штази». И девушка Штази была запрещена в СССР. У нас появилась Стасси. Я решил вернуть и эту особенность…

Зная теперь в подробностях, как тяжело было в Австрии представителям малых народностей, не облечённым статусом, – я понимал: произведение внутри наполнено отчаянием композитора, который прекрасно видел, что происходит в горячо любимой им империи. Из невозможности пережить эту катастрофу и рождались зажигательные мотивы. Внутренне музыка наполнена болью. А снаружи всё красиво. Как поёт Алла Борисовна: «Нас бьют – мы летаем от боли все выше». И собственно задача наша была  – сделать «Сильву», в которой музыка возникала бы от невозможности жить.

– Но ведь вы сами подчеркнули: драматургически оперетта была выхолощена…

– Значит, внутри пьесы надо было создать такие ситуации. В фильме 1934 года великий режиссёр Якоби преодолел многие нелепости либретто (уровень артистов в фильме феноменальный, даже горячо любимая мною Любовь Орлова меркнет в сравнении с ними). Почему нам не попробовать? В какой-то момент мы поняли: история, рассказанная в «Сильве», имеет особую, прежде ни разу не раскрытую у нас актуальность. Мы сегодня живём в многополярном мире и не можем с этими разными полюсами ужиться. Нувориши имеют свою правду, обездоленные низы – свою. Но и низы, и верхи имеют и свою неправду. Да, в «Сильве» счастью героев мешает дикая условность. А разве наш мир не полон условностей?

С этого момента, этого понимания работа над «Сильвой» стала увлекательной. Но «Сильва» – коварная пьеса. Потребовалось полтора года, чтобы музыкальный материал, который написан в традициях того времени, номерным и иногда не связан с действием (это было не принято в этом жанре), соединить с сюжетом. Чтобы драматизм «выплывал» из сюжета в песню. Чтобы, не меняя места и времени действия, заставить сопереживать персонажам, словно действие происходит сегодня.

– На сайте театра крутился ролик: вот классическая, известная мелодия, а вот наша обработка…

– Когда мы делали аранжировку, то пользовались opus magnum Кальмана, его оригинальной партитурой. Не поверите: непонятным образом у нас прежде не было её. В советское время какие-то умельцы пересняли, как смогли, оригинал, и эти «левые» партитуры лежали в каждой советской музкомедии, они и использовались. А оригинал со сложнейшей партией Сильвы (да и у Эдвина не легче) оставался на Западе. Мы сохранили оригинальную партитуру, где-то, чтобы связать действия между собой, усиливали номера драматически, делали «добавочки» в сторону нужного нам характера. Но ни один оригинальный кальмановский номер не ушел! Не претерпел катастрофических изменений! Зато все центральные номера будут наконец не просто узнаваемыми, а родными сюжету, как и задумывалось композитором. И должен вам сказать: у Кальмана в оригинале позднеромантический оркестр – роскошный, очень красивый. «Остаётся» сделать так, чтобы всё богатство, заложенное в партитуре, воплотилось.

– Итоги Года театра – законодательные, экономические – будут подведены позже. Но «Сильва» – эмоциональная точка года. Что касается творчества, в чём «Сильва» принципиальна для вас и для театра?

– «Сильва» – оперетта оперетт. Сказка сказок, песнь песней. Музыка в смерть «залапана», залакирована многочисленными постановками. Иные к тому же делались по принципу: поговорили – хит – поговорили – хит. И тогда материал мстит. Герои превращались в идиотов, действие – в вампуку. Но когда ты начинаешь расковыривать, как подойти в сюжете к этому эпизоду, а как к другому, вдруг понимаешь: драматургический каркас – дело принципиальное. Надеюсь: мы построили новый каркас для роскошной партитуры Кальмана, сюжет стал равен музыке. И актёрски подход был – как в драматическом театре. Чтобы люди на сцене занимались партнёрами, взаимоотношениями, а не собой. Кстати, отказался от нескольких художников, потому что они представляли «Сильву» только как набор хитов. Когда объяснял замысел – видел недоумённый встречный взгляд: мальчик, ты заврался, так не может быть…

Может. Вернуть уважение к самому затёртому, презираемому театральным миром произведению, каким является «Сильва»! Она от «запетости» не менее гениальна. Гениальна, но как бы – с кривой усмешкой. Помните пушкинское: «и милость к падшим призывал»? Если мы в определённом смысле «падшую» в глазах драматического мира героиню сможем представить как законодательницу сезона – тогда будет счастье  . Буду считать: это наш главный подарок Году театра.

Опубликовано в №233 от 18.12.2019