«...Эти стихи на столе лежат с позволения бога»

• Опубликовано в №016 от 30.01.2016

Мы представляем подборку стихов Виталия Кальпиди, победителя «Бажовки» в номинации «Мастер. Поэзия» за сборник стихов «IZBRANNOE».

* * *

• Вчера я подумал немного
• и к мысли простейшей пришёл:
• в раю отдыхают от бога,
• поэтому там хорошо.
• От веры в него отдыхают,
• от зелени жизни земной,
• где ангелы, как вертухаи,
• всё время стоят за спиной.
• От ярости бога, от страха,
• от света божественной тьмы,
• от вспаханной похоти паха,
• от суммы сумы и тюрьмы.
• От ревности бога, от боли,
• от ста двадцати пяти грамм
• отменно поваренной соли
• для незаживающих ран.
• И снова — от веры, от веры,
• от сладкой её пустоты,
• от ветхозаветной химеры,
• с которой химичат попы.
• От яблони в синей извёстке.
• От снега на тёмной сосне.
• От плотника с женской
• причёской,
• от плоти его на кресте.
• От «око за око», от шока,
• что эти стихи на столе
• лежат с позволения бога,
• убившего нас на земле.
• О, как он любил, спозаранку
• склонившись над городом Ч.,
• зализывать кислую ранку
• у птицы на правом плече…

* * *

• Для умерших исчадия тьмы —
• не мордатые монстры, а мы.
• Это наши глаза, как огни,
• сквозь туман различают они.
• Для умерших —
• мы призраки сна,
• с нами в сговоре даже весна,
• и они, ощущая весну,
• в жутком страхе отходят… ко сну.
• Для умерших закончился бог:
• он висит, как амбарный замок
• на воротах своей темноты,
• где из ангелов — только кроты.
• На могилах уральских стрекоз —
• оболочки скукоженных ос,
• и, кусая осу за усы,
• там кузнечики воют, как псы.
• Развеваются волосы вниз:
• из стеклянной слюны гусениц
• их сучит шевелящийся лес,
• шелестя шевелюрой небес.
• И встаёт она дыбом, когда
• под ногами шумит не вода,
• а пугаясь упавшей росы,
• всё бегут под землёй мертвецы.
• Их слова — это местный лесок,
• а страдание — просто песок,
• и поэтому возле леска
• поднимаются волны песка.
• Разговаривать пылью — легко,
• правда, слышно не так высоко,
• как при помощи мимики лиц
• то зелёных, то синих синиц.

* * *

• Этим ливнем, белёсым от соли,
• прямо в воздухе сверлятся
• дыры.
• В небе пусто, как на антресолях
• после смерти хозяев квартиры.
• Я фигурно разложенной
• пылью
• сочиняю для мёртвых открытки:
• алфавита вокруг — изобилье,
• но выходит лишь с пятой
• попытки.
• В этом смысле я, видимо, гений,
• а иначе бы и не услышал,
• как в кладовке в толпу
• привидений
• с голодухи вгрызаются мыши.
• Виден пар от дыхания мухи,
• увлечённой своей процедурой:
• потирать кривоногие руки,
• как солистка над клавиатурой.
• После медного слова «намедни»
• голым кажется имя иголки.
• Жизнь — упавшая ваза
• в передней…
• да не ваза, а шум и осколки.
• И когда они в сторону рая
• по паркету поскачут в чечётке,
• звук такой — словно перебирают
• очень быстро янтарные чётки.
• Воздух — краденый, стало быть,
• спёртый,
• полустёртый, как в тире мишени.
• Боль живых — это музыка
• мёртвых:
• чем мучительней, тем
• совершенней.
• Они слушают нас постоянно,
• наши крики — всего лишь
• субтитры.
• Мы для них — оркестровая яма,
• где распятья, по сути, —
• пюпитры.

* * *

• Сверкая солью наших спин,
• они стоят, как зной, —
• Отец и Сын. Отец и Сын,
• зачем вам дух святой?
• Зачем свои спагетти дождь
• всё тычет вопреки —
• в эмалированную мощь
• вскипающей реки?
• Зачем деревьям щупать ад
• корнями, а листвой
• шуршать в раю, встающем над
• наточенной травой,
• где соловьиное «фьюить» —
• что псовая брехня,
• где ты любила не любить
• (особенно — меня).
• Где на слюну и на пшено,
• и на стрекоз сухих
• ловить детей запрещено,
• тем паче — тени их.
• Где в одиночку не зачать
• ты не могла, причём
• не пару плюшевых зайчат,
• а жменю жёлтых пчёл.
• Где бог внутри себя, как смерч,
• танцует сразу всех:
• и нашу жизнь, и нашу смерть,
• и свой над нами смех.
• Где мы живём себе никак,
• добру не помня зла.
• Где снег — не дерево, а злак,
• чей урожай — зола.