— Эта изрядно потрёпанная роман-газета с первой публикацией повести «Один день Ивана Денисовича» со мной — с 1963 года. Больше 50 лет! Тем летом я, выпускник ШРМ, недавний ученик токаря на заводе, приехал поступать на филфак, не очень понимая даже, что это такое. Профессию выбирал по принципу: этим быть не хочу, этим — тоже, а это — может быть… На книжном развале возле УрГУ я и купил этот журнал. Уже читаный кем-то. За копейки. Кто ж знал, что эта повесть сделает меня студентом филфака (я писал по ней вступительное сочинение), а главное — откроет глаза на жизнь.
Меня, 16-летнего пацана с минимальным жизненным опытом, поразило вначале, что в условиях тюремного лагеря можно оставаться человеком. Счастливым человеком. Один день Шухова — и столько счастья: не отняли пайку хлеба, «закосил» на работе и немного отдохнул, заболевал, но перемогся… С каким блаженством засыпает в этот день Шухов! Как наивно-радостно подсчитывает предстоящие лагерные дни…
Помню: первокурсниками мы распевали «Товарищ Сталин, вы большой учёный…» Пели весело, под гитару. Было ощущение, что страна прощается с тёмным прошлым, которое я для себя открыл только с повестью Солженицына. В моей собственной жизни и жизни моих родных никаких репрессивных мер не было. Поэтому подспудно где-то даже саднил вопрос: а не слишком ли загнул автор, не перебрал ли в мрачных красках? Ведь вот произведения его выходят на Западе, а наши соотечественники называют автора клеветником… Молодые, мы не всё сразу могли понять. Но именно с Солженицыным продолжались мои жизненные университеты.
Оттепель как подступила — так и отошла. Один из моих друзей, комсомольский работник, привёз из-за рубежа «Раковый корпус» и «Архипелаг ГУЛАГ». Сначала парня вызвали в партком, потом он с трудом избежал поражения в правах и даже тюрьмы. «Тёмное прошлое» напоминало о себе, и не таким уж прошлым оно оказывалось. Я никогда не был диссидентом, но обстоятельства вроде этих заставляли пристальнее вглядываться в происходящее в родной стране. Заставляли: думай!
Очевидно, к рефлексии «по поводу» был склонен не только я. Многие брали этот журнал почитать. Порой «Один день…» ходил по рукам так долго, что я даже забывал о нём. Но потом журнал возвращался. Однажды он вернулся в самодельной обложке из дерматина. Кто-то предусмотрительно позаботился о том, чтобы повесть, несущая в себе отзвук болезненных явлений нашей страны, сохранилась. Надолго. Чтобы мы не забывали…