— Эту книгу мне подарили к окончанию школы. Тонкий, в твёрдой чёрной обложке, без иллюстраций, сборник стихов Арсения Тарковского не вызвал у меня никакого интереса и был затолкан далеко на полку. Через несколько лет, учась в горном институте, я зачем-то вытащила его и взяла с собой на летнюю геологическую практику. И там, в один из дождливых дней, достала из рюкзака, маясь от скуки. Прочла наугад несколько строк — и остановилась.
Палатка, дождь, горные породы и минералы — действительность на какое-то время уплыла в сторону. Реальны были только стихи с их ощущением света, чуда, тайны, полёта. Я повторяла стихи про себя и, казалось, осязательно ощущала вкус чистого и прохладного полнокровия русского языка, который хотелось пить, как родниковую воду.
Стихи звучали странно и завораживающе. В них не было смысла, того здравого смысла, который мы привыкли ставить во главу угла. Но был другой, таинственный смысл, летящий навстречу музыке и небывалой свободе.
Тогда, в лесах под Верхней Сысертью, для меня приоткрылось чудо русской поэзии. Тарковский был одним из последних великих ее представителей. Он жил в советское время, которое философ Степун характеризовал как «сатанократия», и откуда-то издалека, из христианских глубин, черпал святую беспечность, честь, благоговение, незлобие…
В Литературный институт я поступала уже «смиренная» Тарковским. После прикосновения к его поэзии трепет и восхищение вытеснили из души ощущение собственной значимости, которое обычно так присуще студентам творческих вузов. И мне было легче, чем сокурсникам с отделения поэзии, принять свою ограниченность, — я уже знала от Тарковского о силе слабости, о мощи немощи.
С тех пор я прочла много прекрасных стихов прекрасных поэтов. Но, открыв однажды стихи Тарковского и обжёгшись до глубины, я полюбила их навсегда.