|
|
От редакции. Писатель Владислав Крапивин в последнее время с журналистами не встречается: возраст, да и здоровье пошаливает… Но отказать в интервью младшему флагману «Каравеллы» в отставке, а ныне журналисту «ОГ» – он не смог. Из окна квартиры Владислава Крапивина – вид на Верх-Исетский пруд, и отсюда прекрасно просматриваются паруса «Каравеллы». Сегодня отряду 55 лет. А начиналось всё с чердака дома на Уктусе и игры в экипаж придуманного корабля «Бандерилья»… Начиналось с мечты, фантазии, тяги к приключениям. Обернулось – в одну из самых известных в стране детскую общественную организацию со своими принципами, уставом, формой… – Нервы мне мотают, – жалуется командор, глядя в окно. – Уже больше полувека мотают. Тут позвонили, говорят – выгляни в окно, мы прямо под окнами! Выглянул – и прямо на моих глазах киляется (переворачивается) «Митька» (одна из яхт флотилии. – Прим. «ОГ»). Час ставили, наверное. Разгильдяи… – Лет десять назад на встрече в «Каравелле» на вопрос, не жалеете ли, что создали отряд, вы сказали: «Если бы знал, во что всё это выльется, не стал бы начинать». Сейчас бы как ответили? |
– Сейчас я бы сказал ещё категоричнее! Разве я бы стал надевать на себя такой хомут? Я не ожидал, сколько всего это за собой потянет – сколько трудностей, нервотрёпки. Сколько войн, вражды – все же усматривали в том, что я делаю, какой-то злой умысел, попытку противостояния властям: Крапивин воспитывает детей не так, учит их не тому… Официальная педагогика не терпит конкуренции. Всё, что не совпадало с официальными постулатами, объявлялось враждебным советской педагогике.
– Что вас, выпускника журфака, молодого парня, потянуло к работе с детьми? Вместо того чтобы со сверстниками время проводить, на свидания с девушками ходить, в конце концов…
– А я ходил! (смеётся). Одно другому не мешало. А в своей мотивации – как я могу разобраться? Наверное, корни сказались – родители ведь у меня были педагогами. С детства любил возиться с младшими ребятами, мне это было интересно. А ещё хотелось писать книжки. И уже тогда я понимал простую вещь – чтобы писать о чём-то, надо это знать. А что я мог знать, кроме собственного детства, собственных школьных лет? Вот я и начал писать сначала об этом. Стал общаться с ребятами – стали появляться новые сюжеты…
– Каким был отряд в самом начале, в 1961 году?
– Совсем небольшой – человек двенадцать – пятнадцать…
– Ну да, на чердак, где отряд начинался, больше пятнадцати и не войдёт.
– Да, но собирались не только там – на лужайке в близлежащем лесу, потом нас стали пускать в красный уголок домоуправления. Дети занимаются, с ними молодой журналист – вроде бы плюс. Они же не знали, какого негодяя пригрели (смеётся).
– Тогда, на чердаке, это была игра. А в какой момент вы поняли, что это уже отряд, что всё серьёзно?
– Это случилось, когда осознал, что уйти и бросить ребят уже нельзя – это будет дезертирством. Они уже привыкли ко мне, я – к ним. А в 1965 году отряд оформился официально – мы стали корреспондентским отрядом журнала «Пионер» и по его просьбе готовили материалы. Это уже была работа, настоящее и важное дело, и бросить его мы не могли.
– В истории отряда самое удивительное лично для меня – это то, как он смог выстоять. В семидесятые-восьмидесятые его не принимала официальная педагогика, многократно пытались запрещать… Выстоял. В девяностые развалился Советский Союз, все детские организации – тоже. Но отряд снова выстоял. Пережил несколько кризисов в «нулевые». Что же является его внутренним стержнем?
– Есть у меня книга «Рыжее знамя упрямства». Так вот упрямство и держало. Да и держит до сих пор. Самый крепкий стержень. Когда вокруг что-то разрушалось, мы стояли, доказывая, что у нас есть свои принципы. А за принципы надо воевать. Отряд разгоняли несколько раз. Ну, объявили мы о роспуске. А через неделю собрались снова. Ребята приходили сами. Уже было чувство единства, была ответственность друг перед другом. Так что нас разгоняли, а мы шли в поход и строили очередную яхту. Это и есть упрямство. И я о нём никогда не жалел.
– В начале девяностых годов вы решили оставить пост Командора и уйти из отряда. Почему?
– Во-первых, сил уже тогда оставалось немного. А во-вторых, я не скажу, что ушёл, резко хлопнув дверью. Это был длительный процесс: кого-то я пробовал оставлять вместо себя, кому-то подсказывал, помогал, делегировал обязанности… И меня замещали всё больше, больше… Я понимал, что придёт рано или поздно время, когда придётся уступать мой пост. И готовил смену себе.
– Как вы нынешнюю «Каравеллу» оцениваете?
– Отряд уже развивается помимо меня. Я уже – как позолоченный бюст в углу знамённой комнаты. Всегда говорю – ребята, надо поменьше заниматься парадной деятельностью и побольше изучать морское дело, навигацию. Чтобы не устраивать у меня под окнами такие сцены!
– Да ладно, такие сцены всегда были!..
– Были! Но я никогда этому не радовался. Это разгильдяйство чистой воды.
– У нынешних инструкторов отряда – моторки, безопасность на невероятном уровне. А у вас ничего этого сначала не было. И столько детей на воде… Не боялись?
– Конечно, боялся. Каждый день. Страх за них – это было неуходящее чувство. Что угодно могло случиться – и на суше, и на воде. Но бог миловал. Именно с чувством ответственности и связаны мои слова, что знал бы – не создавал отряд. Когда отвечаешь за каждого, за его жизнь, за судьбу, очень тяжело.
– Отряд отнимал у вас очень много времени… И вот сейчас я смотрю на стеллажи, заставленные вашими книгами. Владислав Петрович, как вы это всё успели?
– Сам думаю – когда я успел столько написать? Не знаю. Я писал через день – день в «Каравелле», день – дома: вскакиваю с утра, и сразу – писать. Когда был в отряде, занимался делами – не переставал думать о книге, которую создавал. Многое, конечно, я не успел в жизни из-за этого дикого темпа. Хорошо бы съездить за границу – а тут практика. Отдохнуть бы – фильм снимаем, яхту строим, в поход идём. Но я никогда не жалел об этом, потому что делал это всё с удовольствием.