Со Светланой Алексиевич я познакомилась на 5-м курсе журфака, когда писала диплом на тему женской военной публицистики. На моё письмо она ответила сразу и легко, как-то очень по-родственному. Тогда я определила, пожалуй, самую главную черту её прозы: там нет «своих» и «чужих». Есть бесконечная правда сотен людских голосов. У каждого – своя. В этом ценность документального жанра.
Через полгода после диплома я получила посылку из Минска – открытку с добрыми пожеланиями и свежий четырёхтомник «Голоса Утопии», ставший моим настольным. Любая исповедь из этих книг, как монолог Мышкина про пять минут до казни, отрезвляет моментально – учишься ценить каждую секунду жизни. За это «многоголосое творчество» автору присудили Нобелевскую премию. Безусловно, политизированную. Это стало проверкой для всех нас, включая самого автора.
«Быть на баррикаде – опасно для художника. Видишь мишень, а не цветную жизнь. Я поняла, что на баррикаде нельзя полностью разгадать загадку жизни. В общем, на баррикаде проповеди не читаются – на баррикаде стреляют». Это из интервью Светланы Алексиевич за 2004 год. К тому времени она уже давно написала всё (за исключением «Времени сэконд хэнд»), за что получила премию в 2015-м. Но начало нулевых было неподходящим моментом для мирового признания. Тогда она ещё не была колумнистом в шведском издании, где писала о русской жизни и о последователях «совка». Тогда её книги массово не были переведены на шведский, французский, немецкий, и европейская аудитория ещё не поддерживала так горячо её взгляды. Ещё не случилось крымских событий, после которых по социальным сетям расползлось антироссийское и антипутинское выступление Алексиевич в немецкой прессе. Тогда она сознательно сторонилась баррикад («главное – сторожить в себе человека»), хотя и не скрывала свою гражданскую позицию.
Настал идеальный момент. В мире «появился русский фактор», как говорит сама автор. Теперь ей вручили флаг главного противника «путинского режима». На баррикадах с полным правом лауреата она рассуждает, как «на огромном постсоветском пространстве выросли очень агрессивные и опасные для мира люди»…
И как-то надо сейчас научиться разделять эту очень спорную авторскую позицию и её настоящее творчество. Парадокс, но лауреат премии по литературе меньше всего в эти дни говорит о самой литературе. А ведь это интересный жанр – нон-фикшн, роман-исповедь, документалистика. Для «нобелевки» – жанр уникальный. Там, в общем-то, и писателя нет (и уж тем более идеологического интерпретатора). «Я – человек-ухо», – говорила Алексиевич. Она документировала голоса эпохи, с «бобинником» объездив весь Союз. По большому счёту, это никакое не писательство, где есть художественный вымысел, а журналистика в чистом виде.
Увы, но теперь «Голоса Утопии» будут переиздавать и читать совершенно не так, как они воспринимались до премии. Пока талантливый интервьюер была в тени, мы в полной тишине слышали вдумчивые голоса свидетелей сложной, противоречивой эпохи. Теперь же мы ещё долго будем слышать неблагозвучное политическое эхо «нобелевки» с антироссийскими отголосками.
…А если без политики, то я с нетерпением жду книгу Светланы Алексиевич о любви, которую она обещала ещё лет десять назад. Правда, пару дней назад наткнулась на сообщение в СМИ: нобелевский лауреат в новой книге расскажет об однополой любви в России. Похоже, зреет голливудский сюжет. И как минимум номинация на «Оскар».